Эпилог

Лариса Викторовна и Валерий были осуждены. Первая получила максимальное для женщин наказание, второму суд дал десять лет – на мой взгляд, неоправданно мягкий приговор. Когда судья читал свое решение, он сделал перерыв, и присутствующие высыпали в коридор. Там я наткнулся на двух рыдающих женщин и по обрывкам их разговора понял, что они вышли из соседнего зала. Там судили глупого паренька, который с пьяных глаз спер из ларька пару бутылок и блок сигарет. Так вот, судья посчитал эту кражу преступлением в особо крупных размерах и дал несчастному юноше десять лет. Столько же получил и Валерий за убийство Анны. Или я чего‑то не понимаю, или российская Фемида не только слепая, но и в придачу глухая, абсолютно лишенная разума особа.

Белла и Клара живут вместе с Сергеем Петровичем, отец собрался с духом и рассказал девочкам, что они родные сестры. И Беллочка, и Клара сначала с трудом переварили информацию, но сейчас они просто неразлучны, невозможно представить, что еще в июне девицы готовы были проглотить друг друга.

Кузьминский продал свой дом и купил новый.

– Неприятно оставаться на старом месте, – так объяснил он мне свой поступок.

В день переезда Сергей Петрович развел во дворе костер, куда бросил все картины, свои и Глафи‑рины, платья покойной матери и дневник отца.

Когда пламя взметнулось вверх, он сказал:

– Слишком долго я жил под грузом воспоминаний, теперь все, избавился от прошлого, я еще не очень стар, вполне могу быть счастлив.

Как вы понимаете, мы с Сергеем Петровичем подружились. Он принес извинения за эпизод с пистолетом, а я за маску из герметика, и мы изредка проводим время вместе. Купив новый дом, Сергей Петрович еще раз удивил меня: он привез туда Клавдию, сестру Степаниды, тетку Анны и Маргариты. Старуха теперь живет в полном довольствии, коротает дни на природе.

– Эх, Ваня, – расчувствовался однажды Сергей Петрович, – чего же ты бобылем ходишь! Женись на моих девках!

– На обеих сразу? – спросил я.

– Нет, придется выбирать, – улыбнулся Кузьминский, – станем родней, ты мне, ей‑богу, нравишься.

Я деликатно промолчал. Ну почему все хотят накинуть мне на шею хомут? Ладно бы только Николетта.

Кстати, о маменьке. Не могу завершить повествование, не рассказав всю историю.

Еще летом, когда следствие было в полном разгаре, а Лариса и Валерий ждали своей участи в СИЗО, я ухитрился получить паспорт.

Принес противному Степану кипу документов, услышал, что требуется еще какая‑то форма, и выложил на стол сто баксов.

Капитан быстро спрятал купюру и заявил:

– А ну, погоди в коридоре, позову.

Я покорно вышел и прислонился к стене. Не прошло и получаса, как Степан высунулся из кабинета:

– Подушкин. пройди!

Через секунду у меня в руках был паспорт.

– Спасибо, – воскликнул я, – теперь осталось сделать права и документы на «Жигули».

Степан пожевал нижнюю губу.

– Ты как зарабатываешь?

– Ну, нормально, – осторожно ответил я.

– Ладно уж, – вздохнул мент, – помогу, вижу человек хороший. ГИБДД наше?

Я кивнул. Степан быстро набрал номер.

– Слышь, Петюха, – сказал он в трубку, – пособи тут растеряхе...

Я молча слушал его речь, пересыпанную ненормативной лексикой. Только не надо думать, что Степан Аркадьевич ругается. Нет, он просто так разговаривает.

– Ступай в ГИБДД, в двенадцатый кабинет, – проинструктировал меня мент.

В шесть часов мытарства были закончены, кошелек похудел на триста долларов, но это такая ерунда. В здании ГИБДД змеились очереди из озлобленных людей, и я только радовался, что, заплатив, лишился «удовольствия» стать одним из них.

Не успел я выйти наружу, как зазвонил сотовый. Слава богу, у меня уже новый аппарат с самой обычной мелодией.

– Ваня, – зачастила Николетта, – приезжай немедленно, я простила тебя и хочу все рассказать.

Я отправился к маменьке, целый месяц она, постоянно обижаясь, шипела:

– Не скажу что‑то очень для тебя важное! Купив конфеты, я прикатил в отчий дом. Николетта с самым торжественным лицом сидела в гостиной. Увидав меня, она велела:

– Сядь и слушай.

Я опустился в кресло. Что на этот раз? Поругалась с Кокой? Ей нужны деньги? Впрочем, они требуются маменьке всегда, это не новость. В последний раз точь‑в‑точь с таким выражением лица она продемонстрировала белого котенка, который был изгнан из дома через две недели из‑за своей привычки использовать в качестве туалета обувь.

– Вава! Смотри.

На столе лежал пакет.

– Это что? – удивился я.

– Разверни, – заговорщицки подмигнула маменька.

Я снял полиэтилен, на кружевную скатерть выпали... мой паспорт, права, техталон, доверенность Норы.

На секунду я онемел, потом спросил:

– Господи, откуда?

– Очень милая девочка по имени Танечка нашла их и принесла по месту твоей прописки. Представляешь, ни копейки не взяла, совсем ничего! – щебетала маменька.

От досады я крякнул. Нет бы ей притащить все вчера, пока я не купил себе новые бумаги.

– Интересно, где же документы валялись целый месяц, отчего эта Танечка принесла их только сегодня?

– Кто сказал про сегодня? – улыбнулась Николетта.

– А когда ты получила их?

– Ну... в начале июня.

Я лишился дара речи, но потом все же спросил:

– И ты так долго молчала? Не предупредила меня?

– Я пыталась сто раз, – отчеканила маменька, – но вечно нарывалась либо на нежелание меня слушать, либо на хамство, либо на грубость. Вот и дала себе слово: ничего не скажу, коли ты такой. Но материнское сердце не камень! Ну, чего сидишь, словно суслик на солнце, забирай документы и не забудь сказать мне спасибо.

Я сгреб бумаги в кучу. Масса потерянного времени, потрепанные нервы, немалая сумма денег, осевших в карманах бравых сотрудников милиции, а все из‑за того, что Николетта решила повредничать! Да уж, друзей мы себе выбираем сами, но в отместку за это бог награждает нас родственниками.