Глава 16
К Норе я явился около полудня, совершенно невыспавшийся.
Хозяйка молча выслушала рассказ и заявила:
– С деньгами ясно, их стырил Валерий. Думаю, если
обыщешь его комнату, найдешь то, что осталось от похищенной суммы. Такой
человек ни за что не понесет купюры в банк, они ему постоянно нужны для оплаты
«однорукого бандита».
– Вы предлагаете мне рыться в чужих вещах?
– Почему бы и нет?
– Но это в высшей степени неприлично!
– Мы частные детективы, – торжественно напомнила
Нора.
– Это вы сыщик, а я секретарь.
– Ваня, – ледяным тоном заявила хозяйка, –
изволь сделать то, что я приказала. Обыщи шкаф Валерия.
И как бы вы поступили на моем месте? С удовольствием
посмотрю на человека, который решится возражать Норе.
– Значит, так, – чеканила хозяйка, – сначала
деньги. Потом, отдав их Кузьминскому, займемся «шутником». Хотя, может, он не
просто идиот, решивший попугать семью, а убийца. Надевает серое шелковое платье
и изображает Глафиру.
– Нас нанимали лишь для поиска вора, – напомнил я.
– Неужели тебе не интересно, кто и почему убрал двух
женщин?
– Маргарита пока жива, – напомнил я.
– Именно что пока, – хмыкнула Нора. – Так,
ступай назад. Эй, стой, телефон купил? Говори номер, а лучше напиши на бумажке.
Я послушно нацарапал в лежащем на столе блокноте «722‑77‑70»
и замялся.
– Что еще? – недовольным голосом поинтересовалась
Нора.
Вы меня уже достаточно хорошо знаете, поэтому понимаете, с
каким трудом я выдавил из себя:
– Нора, мне нужны деньги, в долг.
Хозяйка подкатила к письменному столу, вытащила ключ от
сейфа и спокойно спросила:
– Сколько?
– Три тысячи, отдам через полгода, частями.
– Ладно, – отмахнулась Нора, открывая железный
ящик, – возьми. Только имей в виду, у Николетты нет стоп‑сигнала. Чем
больше даешь, тем больше она недовольна. Что твоя маменька потребовала на этот
раз? Кольцо в нос?
Я взял купюры.
– Это не для нее.
– Ваня, – назидательно сказала Нора, – таким
людям, как ты, лучше даже не начинать врать. В конце концов, какое мое дело,
куда пойдет запрошенная сумма? Только извини, твоя маменька – пиявка.
На секунду я заколебался. Может, рассказать Элеоноре, в чем
суть дела? Но тут же подавил это желание в зародыше. Несмотря на мужской
характер и яркую харизму, Нора – женщина, и ничто бабское ей не чуждо. Пусть уж
лучше считает, что меня в очередной раз «доит» Николетта.
Получив деньги, я решил обрадовать Жанну и позвонил ей на
мобильный.
– Привет, – раздался веселый, мелодичный голосок.
Похоже, бывшая пассия великолепно себя чувствует.
– Это Ваня.
– Погоди минутку, – так же радостно прощебетала
отставная любовница, – музыку потише сделаю, мешает!
– Ладно, – ответил я и стал ждать. Наконец из
трубки раздалось:
– Подождал?
– Конечно.
– Не надоело?
– Нет, – удивленно сказал я. Жанна захохотала:
– Работает автоответчик, оставьте сообщение после
гудка.
Я обалдело слушал тишину, потом раздалось щелканье и
полетели короткие гудки. Ничего не понимая, я вновь набрал хорошо знакомый
номер.
– Привет... Погоди минутку, музыку потише сделаю,
мешает... Подождал? ...Не надоело? Ха‑ха‑ха‑ха. Работает автоответчик, оставьте
сообщение после гудка...
Я очень сдержанный человек, умеющий владеть собой, но сейчас
испытал острейшее желание надавать Жанне оплеух. Что за шутки? Просто поведение
подростка, а не взрослой дамы! А я‑то хорош, мирно беседовал с автоматом!
«Ладно, подожду!»
Я опять набрал номер и сообщил:
– Жанна, проблема решена, позвони мне. Потом сел в
машину и поехал к Кузьминскому.
По дороге я вспомнил, что не дал Жанне новый телефон, но
потом сообразил, что у нее стоит определитель номера, и успокоился. Впрочем,
мне все же пришлось припарковаться и воспользоваться сотовым – наступило время
звонка Николетте.
– Ваня, – заверещала маменька, – почему ты
вчера не пожелал мне спокойной ночи?
– Извини, закрутился.
– Ужасно! Чувствую себя ненужной, лишней в твоей жизни!
Так, понятно, маменька поругалась с Кокой.
Каждый раз, когда заклятые подружки наговорят друг другу
гадостей, Николетта начинает отчитывать меня.
– Запиши номер моего нового мобильного.
– Сейчас, – прочирикала маменька. – Нюша! Дай
ручку! Не эту, старая корова, нормальную. Могла бы догадаться и прихватить
бумагу! О боже! Не газету, уродина! Книжку! Нюша!!! Что ты притащила?
– Так книжку просили, – послышался крик
домработницы.
– Но ведь не Акунина же, – взвилась
маменька, – а записную.
Я безропотно ждал, пока они разберутся между собой.
– Диктуй, – велела Николетта.
Я сосредоточился. Вот черт, забыл! Такой простой номер...
– Вава! Ты уснул?
Внезапно цифры всплыли в памяти.
– 277‑77‑70.
Николетта отсоединилась. Она всегда швыряет трубку, не
попрощавшись.
В доме у Кузьминского стояла тишина. Во дворе шофер протирал
тряпкой «Мерседес».
– Костя... – начал я.
– Костя был до меня, – ответил парень, – его
уволили. Я Андрей.
– Ох, извините.
– Ничего.
– Где Сергей Петрович?
– В дом пошел.
– Как он?
– Да вроде ничего, только курит все время.
– А Маргарита Михайловна? Андрей отложил тряпку.
– Сигареткой не угостите? Мои закончились.
– Да, конечно, берите всю пачку.
– Мне одну.
– Забирайте все.
– Не, не курю такие, – заявил юноша, брезгливо
посмотрев на «Бонд», – предпочитаю «Парламент». Маргарита Михайловна жива,
но плоха, мне медсестра наболтала, что шансов у нее ваше никаких, только на
аппаратах лежать. В коме она.
И он снова принялся полировать бока «шестисотого».
Я вошел в дом, постучал в кабинет к хозяину, потом заглянул
внутрь. Комната была пуста, ковер исчез. Со стены сурово смотрела Глафира. Мне
стало не по себе. Где Сергей Петрович?
Кузьминский был в спальне, лежал на кровати прямо в ботинках
и слегка похрапывал. Я подумал немного, потом стянул с него штиблеты и прикрыл
его пледом.
– Спасибо, Олюся, – бормотнул он и снова захрапел.
Я пошел искать остальных членов семьи и с удивлением
обнаружил, что дом пуст. Народ разбежался кто куда. Лучшего момента для обыска
не найти.
Чувствуя себя весьма некомфортно, я вошел в комнату Валерия.
Супруги спали в разных помещениях, соединенных между собой ванной. Я сначала
ошибся и попал к Анне. Бардак у нее царил отменный, такой же, как у Клары.
Очевидно, любовь к порядку передается генетически. Не знаю, как вас, а меня
передергивает при виде скомканных колготок на столе, массажной щетки, из
которой торчат волосы, и прокладок, разбросанных где ни попадя. Естественно, я
знаю, что с женщинами каждый месяц случаются определенные неприятности, но
предпочитаю не видеть гигиенические средства, которыми они пользуются.
У Валерия же в спальне был солдатский порядок. Кровать
застелена покрывалом, подушка стоит, словно часовой у двери генерала, на
письменном столе аккуратной стопкой громоздятся книги. Одежда висит в шкафу. Я
посмотрел на пиджаки и брюки. Увы, я до сих пор никогда не лазил по чужим карманам
и глубоко презирал тех, кто читает чужие письма, шарит в чужих сумках и
заглядывает в замочные скважины. Но делать‑то нечего!
Я в нерешительности маячил около шкафа. Нора, к сожалению,
не первый раз ввязывается в расследования, и, судя по ее боевому настроению,
она еще долго будет забавляться игрой в Ниро Вульфа. Мне, как вы понимаете,
отведена роль Арчи. Я ноги Норы, которые бегают по разным адресам, добывая
нужные сведения. Честно говоря, это меня очень раздражает. Во‑первых, я никогда
ранее не читал криминальных романов. Нет, во мне отсутствует снобизм человека,
который, зевая, кое‑как продрался сквозь Конфуция, а потом всю оставшуюся жизнь
таскает в портфеле томик китайского философа, сообщая окружающим: «Читаю лишь
серьезную литературу».
Нет, я слишком образован для подобных спесиво‑снобистских
заявлений. Ничего плохого ни в детективах, ни в фэнтези нет. Я с удовольствием
перечитываю Толкиена, сагу о хоббитах, считаю эти книги гениальными, но
криминальный жанр не по мне. И первое, что мне пришлось сделать, превращаясь в
Арчи, это изучить более тридцати томов, принадлежащих перу Рекса Стаута.
Самое интересное, что с тех пор я иногда беру в руки
детективы, но патологической страсти к ним по‑прежнему не имею.
Будучи человеком подневольным, секретарем на окладе, я
обязан подчиняться Норе, вернее, могу, конечно, взбунтоваться и сказать ей
решительное «нет». Но тогда она преспокойненько выставит меня за дверь.
Представляете, как трудно в наше время найти работу мужчине, справившему
сорокалетие, у которого в кармане диплом Литературного института? Есть еще
парочка обстоятельств, вынуждающих меня забавляться идиотской игрой «в сыщика».
Если я окажусь без работы, исчезнет и оклад, кстати, очень неплохой, который
платит мне Элеонора. А что устроит Николетта? И, наконец, последнее, из‑за чего
я скорей всего до смерти обречен быть Арчи, – это пресловутый квартирный
вопрос. Став секретарем Норы, я переехал к ней и сейчас живу в собственной
комнате. Лишившись службы, я, естественно, потеряю и площадь, придется возвращаться
к маменьке...
Последний аргумент был решающим. Я глубоко вздохнул и
приступил к несанкционированному обыску.
Обычно люди, твердо уверенные, что никто не полезет в их
вещи, разбрасывают последние где ни попадя. Валерий же был так аккуратен, что
это походило на манию. В одном отделении стопкой лежали футболки и майки, в
другом нижнее белье, причем трусы были подобраны по цвету: темные справа,
светлые слева, а носки аккуратно соединены парой и скручены вместе. Я осторожно
рылся в вещах, но никаких следов денег не обнаружил. Ничего похожего на купюры
не было в ящиках письменного стола и комоде, а на книжных полках стояли
педантично выстроенные по цвету книги. Меня слегка удивил их подбор: «Граф
Монте‑Кристо», «Три мушкетера», «Оцеола – вождь семинолов», «Айвенго». Такое
ощущение, что библиотека принадлежит подростку, а не взрослому мужчине.
Тяжело вздыхая, я поднял матрац, затем ковер, заглянул за
батарею, постучал по стенам. Никакого намека на тайник. Нашел лишь энное
количество пыли, что, учитывая отсутствие горничной, неудивительно. Ларисе
Викторовне одной трудно управиться с огромным домом.
Убедившись, что в спальне денег нет, я перебрался в санузел.
Осмотрел бачок унитаза и крохотный шкафчик, затем замер перед корзиной для
грязного белья. Делать нечего, придется пройти и через это испытание. Я откинул
крышку и двумя пальцами начал вытаскивать рубашки и трусы. Да, похоже, Лариса
напрочь забыла про стирку!
Внезапно рука наткнулась на нечто мягкое, шелковистое,
нежное, словно тельце новорожденной мыши. В полном недоумении я вытянул вещь
наружу, встряхнул ее и вздрогнул.
Это оказалось серое шелковое сильно измятое платье, сшитое
по моде начала XX века. Оно было обильно украшено оборочками и рюшами. В полном
обалдении я расправил его и обнаружил, что на рукаве чернеет дырка. Очевидно,
тот, кто надевал платье, зацепился за гвоздь и вырвал клок. Или это был куст?
В голове тут же выстроилась логическая цепочка. Женщины в
доме боятся Глафиры, она уже являлась Ларисе Викторовне и Кларе. Они обе
абсолютно одинаково описывали привидение: фигура с закрытым густой вуалью
лицом, в сером платье с несчетным количеством оборок.
Значит, они и в самом деле видели Глафиру! Вернее, Валерия,
который, обрядившись вот в это платье, бродил сначала под окном у Ларисы, а
потом у Клары.
Я принялся рьяно потрошить корзину для белья и сразу нашел
серый полупрозрачный платок, служивший «Глафире» вуалью.
Я быстро запихнул грязные шмотки в корзину, схватил платье и
платок и выглянул в коридор: никого. Стараясь не топать, я перебрался в свою комнату,
сунул находки в пакет и, позвонив Норе, помчался к машине.
Хозяйка, выслушав рассказ, повертела платье в руках.
– Интересно, однако, – задумчиво протянула она.
– Зачем он их пугает? – пробормотал я. –
Какова цель? Просто издевается?
– Ну, исходя из того, что несчастная горничная Катя
погибла, а Маргарита в коме, вряд ли этот маскарад можно считать обычным
розыгрышем. И кто же эта дрянь?
– Вы о ком?
– О Глафире.
– Не понял.
– Интересно, кто разгуливает в платье, доводя людей до
обморока?
– Но это же ясно, – воскликнул я, – Валерий!
Одежду‑то я нашел у него в корзине.
Нора хмыкнула:
– Ваня, задействуй логику. Ты только что мне
рассказывал, какой невероятно аккуратный человек Валерий.
– И что?
– Разве он мог вот так скомкать платье?
Я вспомнил, что даже в корзине вещи лежали педантично
сложенными, и возразил:
– Ну... всякое случается, ведь оно валялось среди
предназначенного для стирки белья, хотя...
– Вот еще одно странное обстоятельство, – кивнула
Нора. – Посуди сам: Валерий очень хитер, он профессиональный игрок, но в
доме, насколько я поняла, никто и не догадывается о его страсти. Он сумел
соблюсти полнейшую тайну в течение не одного года, он крайне осторожен и вдруг
запихивает в корзину это платьишко. Не думаю, что Валерий жаждет разоблачения,
как считаешь?
– Похоже, что так, – признал я ее правоту.
– То‑то и оно, – кивнула Нора, – прятать
платье в корзине очень глупо, Лариса Викторовна начнет собирать белье для
стирки и тут же обнаружит его. Ну и каковы ее действия?
– Начнет кричать.
– Правильно. Уж, наверное, Валерий подумал бы о таком
исходе событий. И потом еще одно. Это что?
Задав последний вопрос, Нора принялась размахивать платком.
– Вуаль, которой он прикрывал лицо, чтобы остаться
неузнанным.
– Ты ее внимательно осмотрел?
– Зачем? – пожал я плечами. – Карманов там
нет, просто квадратная тряпка.
– А вот тут ты допустил ошибку! – радостно
воскликнула Элеонора. – Эта штукенция прямо указывает, что Валерий не
переодевался Глафирой.
Нора всегда ухитряется меня удивить.
– И каким же образом? – воскликнул я.
– Смотри сюда, – велела хозяйка, – что на
этой стороне?
– Да ничего.
– Чистый платок?
– На первый взгляд да, – осторожно ответил я.
– На второй тоже, – ухмыльнулась хозяйка, – а
теперь я его переверну. Ну как?
– Ничего не вижу.
– Ваня, открой глаза!
– Право же...
– С тобой иногда бывает невыносимо тяжело, –
простонала Нора, – ну, смотри.
И она ткнула пальцем в небольшое, едва заметное пятно.
– Что это, по‑твоему?
– Понятия не имею, вроде мел...
– Ваня! Это пудра.
– Какая? – Я окончательно перестал что‑либо
понимать.
– Вот марку не назову, – покачала головой
Нора. – Понимаешь теперь?
– Не очень.
– Ваня! Лицо платком прикрывал человек, нос и щеки
которого были сильно напудрены. Часть косметики осела на ткани. Очень часто
макияж пачкает одежду, кофты, пуловеры, пиджаки. Некто, решивший прикинуться
Глафирой, был женщиной. Я не встречала мужчин, кроме звезд шоу‑бизнеса, которые
бы пудрились. Негодяйка сначала исполнила свою роль, потом решила, что
продолжать забаву опасно, и подсунула одеяние Валерию в надежде на то, что
Лариса найдет его и устроит дикую истерику. Только про то, что макияж оставит
на вуали следы, не сообразила. Вот так и ловят преступников, уликой может стать
все, что угодно.
Довольная собой, она порулила к письменному столу. Я остался сидеть в
кресле. Ну и Элеонора! В ее словах есть резон, и как только я сам не догадался?
Впрочем, я никогда не пользовался пудрой и не знал, что она может «пометить»
вещь.
|