Глава 23
Набрав номер, я услышал бойкий девичий голосок:
– Алле.
– Позовите Ванду Львовну, – попросил я и
приготовился к тому, что девочка заорет: «Бабуся, тебя».
Но совершенно неожиданно из трубки донеслось:
– Слушаю.
Я закашлялся и повторил просьбу:
– Мне нужна Ванда Львовна!
– Говорите! – звенел дискантом бодрый, молодой
голос.
– Э... разрешите представиться, Иван Павлович Подушкин,
представитель издательства «Миг».
– Ах, ах, ах, – запричитал голосок, – слушаю.
– Верна ли дошедшая до нас информация о том, что вы
собираетесь написать книгу воспоминаний? Если да, то мы хотим купить права.
– Ох, – захлебнулась Ванда Львовна, –
конечно, приезжайте.
– Можно сейчас?
– Лучше к девяти, – понизила голос
старушка, – никого не будет дома.
Я сунул ключ в замок зажигания и повернул его. Мотор ровно
заурчал. Понимаю, как вы удивлены и теряетесь в догадках: ну отчего мне в
голову пришла мысль про издательство?
Когда, простившись с Леонидом, я уже направился было к
машине, информатор бросил мне в спину:
– Ванда Львовна вздорная старуха, она не захочет
общаться с вами.
Я притормозил и обернулся.
– Вы полагаете?
– Абсолютно точно знаю, – ухмыльнулся
Леонид, – даже и не пытайтесь к ней подъехать. Впрочем, если не пожалеете
денег, могу научить, как ее обаять.
Я спросил:
– Сколько?
– Двести баксов, – алчно воскликнул Леонид.
Любовно разгладив зеленые бумажки, он убрал их в портмоне и рассмеялся.
– Ванда Львовна мнит себя писательницей, кропает
рассказики, переводит зря бумагу, сейчас пишет мемуары. Если назоветесь
представителем издательства, готового купить ее труд, узнаете о Кузьминском
все. Разговор следует построить так: запишите несколько вопросов, а дальше
станете действовать по обстоятельствам...
Честно говоря, я не очень‑то рассчитывал на благосклонность
Ванды Львовны, но послушался Леонида и сейчас был вынужден признать: он свое
дело знает. Старуха с голосом двадцатилетней девушки невероятно оживилась,
услыхав о покупке прав. Ну что ж, издательский работник – это вполне привычная
для меня роль, я ведь работал редактором в «толстом» журнале.
Я уже выруливал на проспект, когда телефон снова завыл. Я
резко подал влево и чуть не столкнулся с «десяткой». Тонированное стекло
опустилось, высунулась девица лет пятнадцати и рявкнула:
– Слышь, дедуля, ты козел! Поворотник‑то есть?!
Вымолвив «ласковую фразу», она унеслась под рев неисправного
глушителя своей тачки.
Я нервно рулил, слушая надрывный вопль сотового. Всегда
исправно включаю «мигалки», но сегодня, вновь услышав звонок, напрочь забыл о
предусмотрительности. Этот телефон просто с ума меня сведет своим воем, может,
выбросить его, пока не заработал нервное расстройство?
Мобильник выл. Судя по настойчивости, это Николетта. И
точно!
– Ваня, – заорала маменька, – быстро
приезжай.
– Зачем? – осторожно осведомился я, поглядывая на
часы – до девяти была масса времени.
– У меня сидит Антоша, – радостно тараторила
Николетта, – он мечтает с тобой пообщаться! Скорей приезжай! Тут такой
сюрприз!
Я поморщился. У моего отца была сестра Ксения. Антоша – это
ее сын, мы с парнем одногодки, впрочем, не совсем так, он младше меня на
одиннадцать месяцев. Если я кого и не люблю, так это его. Все мое детство
прошло под завывания тетушки и маменьки:
– Антоша маленький, ты должен ему уступать. А
двоюродный брат беззастенчиво пользовался привилегированным положением младшего
в семье и вел себя просто мерзко. Он расшвыривал мои игрушки, ломал поделки,
исчеркивал ручкой книжки. А когда я пытался в честном кулачном бою выяснить
отношения, тут же валился на пол и начинал рыдать.
Тетушка кидалась к сыночку, а маменька ставила меня в угол.
Когда мы пошли в школу, Николетта беспрестанно приводила мне
в пример братца. «Антон не имеет троек. Он великолепно успевает по всем
предметам. Тоша постоянно помогает маме. Антона обожают одноклассники, он
талант, пишет картины. Ах, Тончик гениален! Ван Гог, Рубенс, Левитан – все
вместе». В мой же адрес сыпались иные «комплименты»: «Вава! Ты опять принес
двойку по математике, вот Антоша... Иван! Вновь раскидал вещи в комнате,
посмотри на Тошу... Вава! Нельзя постоянно сидеть с мрачным видом в углу, у
тебя совсем нет друзей, вон наш Антошик...»
Сами понимаете, почему к девятому классу я начал испытывать
к двоюродному брату настоящую ненависть.
С возрастом острота ощущений пропала. Естественно, Антон не
стал талантливым живописцем, он не выучился даже на простого художника. Наш
подающий огромные надежды талант сидит на каком‑то складе, короче говоря,
работает кладовщиком. Деньги на похороны Ксении дал я. У родного сыночка не
нашлось для погребения мамы ни рубля. Но все равно до сих пор мать постоянно
ставит Антона мне в пример. Самую гениальную фразу Николетта произнесла несколько
лет назад, когда никчемный племянничек разбежался с четвертой по счету
супругой.
– Вот видишь! – назидательно заявила
маменька. – Тоша уже в который раз разводится, просто молодец, а ты еще ни
разу не женился.
Вы бы сообразили, как отреагировать на подобную филиппику? Я
не сумел найти нужных слов!
– Немедленно приезжай, – стрекотала маменька,
потом, понизив голос, добавила:
– Знаю, что ты вредный, но Антоша, святая простота,
расстроится, не увидев тебя! И потом, тут такое!..
К сожалению, я любопытен. Мне стало интересно, ну что еще
выкинул милейший Антоша? И потом, если я сейчас откажу Николетте, она обозлится
и до следующего визита противного братца будет меня шпынять.
Только не надо считать моего братца утонченным хлюпиком,
умильно всхлипывающим при виде раненой птички. Я понимаю, что воображение уже
нарисовало вам хрупкого белокурого юношу «со взором горящим». Увы, в
действительности Антон при росте примерно метр семьдесят пять имеет вес более
ста двадцати килограммов. Он не болен, просто, как все тучники, обожает поесть,
в особенности то, что строго‑настрого запрещает парню злой доктор: мучное,
жирное, сладкое.
На мой взгляд, он выглядит чудовищно, но Николетта, которая
каждый раз заявляет мне: «Вава, ты полнеешь, садись на диету», при виде Антоши
умильно восклицает: «Ах, Тошенька, мужчина приятен, когда он корпулентный!»
При этом учтите, что я без малого ростом два метра и не
набрал девяноста килограммов. Иногда мне кажется, что Антону следовало родиться
у Николетты, а мне у Ксении. Тетка всегда хорошо ко мне относилась. Впрочем,
тогда моим отцом был бы не Павел Подушкин, а Роман Кнышев, спившийся до полной
потери личности полковник. Муж моей тетушки был хроническим алкоголиком – это
одна из наших страшных семейных тайн. Роман рано умер и не успел, по выражению
Николетты, «опозорить нас перед всеми друзьями». Я его практически не помню. В
детстве мне вдолбили в голову, что Антон – несчастный мальчик, отец которого
погиб на службе, выполняя очень важное задание. Правду уже в студенческие годы
открыл мне отец после очередного скандала с маменькой. Кстати, отец содержал
Ксению с Антоном, и многие годы подряд тетка с сыном проводила лето на нашей
даче.
Прежде чем отправиться к маменьке, я зарулил в супермаркет и
купил коробку дорогого шоколада «Линдт». Николетта обожает эти конфеты и,
получив их, делается любезной. Для Нюши я приготовил шоколадку «Вдохновение».
Держа в руках шоколад, я позвонил и приготовился поднести
его Нюше, но тут дверь распахнулась и на пороге возникла Николетта.
– Ваня! – взвизгнула она. – Антоша хочет
познакомить нас со своей невестой... Что это у тебя? Я не ем такой шоколад!
Я протянул маменьке упаковку «Линдт» за восемьсот рублей, а
«Вдохновение» положил на столик у зеркала. Интересно, куда подевалась Нюша?
Обычно Николетта никогда сама не открывает входную дверь.
– Такая девушка, – тараторила маменька, пока я
надевал тапки, – красавица, умница, богатая! Отец – академик!
Я молча возился со шнурками. Что ж, все правильно, дражайший
Антон на своем складе зарабатывает копейки, придется тестю‑академику, если он,
конечно, не хочет, чтобы любимая дочурка окочурилась с голоду, содержать ее и
зятя.
– Вот какой молодец, – размахивала наманикюренными
пальцами Николетта, – а я даже умереть спокойно не могу. Да, уже пора
позаботиться о душе, но только очередная смертельная болячка схватит меня за
горло, как я тут же думаю: а кто же останется с Вавой? Вот и приходится дальше
жить! Ну почему у тебя нет приличной, обеспеченной девушки? Отчего воротишь нос
от всех, с кем я пытаюсь тебя знакомить?
Моя память услужливо перелистнула воспоминания о «невестах»,
и я брякнул:
– Вполне способен сам о себе позаботиться!
– А вот и нет! – топнула ножкой маменька. –
Ты вечно попадаешь в идиотские ситуации.
Продолжая бурно возмущаться, она втолкнула меня в гостиную
и, швырнув коробку «Линдт» нераспечатанной на журнальный столик, закатила
глаза.
– Ах, смотри, что принес Тоша! Мои любимые! Я заметил
коробочку мармелада в шоколаде.
И когда это Николетта успела полюбить глазированный мармелад
российского производства? Спору нет, этот продукт, когда он не просрочен,
весьма вкусен, только до нынешнего дня маменька отказывалась даже смотреть в
его сторону.
– Здравствуй, Ваня, – прогудел Антон.
Я посмотрел на гору сала, возвышающуюся на диване. Похоже,
братец еще больше растолстел, что никак не вяжется с его постоянными
заявлениями о хроническом безденежье. Хотя, может, он пухнет с голода?
Помня слова отца о том, что светский человек никогда не
позволит себе хамства, я с открытой улыбкой протянул руку двоюродному братцу:
– Рад встрече.
– Не лги, – отмахнулся Антон, – ты меня
терпеть не можешь, уж не знаю почему. Но ничего, я не злобив и надеюсь, что
рано или поздно и ты сменишь гнев на милость. Знакомься, Анжелика.
Тщедушное существо в балахоне из розового льна пропищало:
– Для своих просто Лика, какие церемонии между
родственниками.
Я осторожно пожал ее вялую, бледную, влажную лапку.
Однако господь иногда бывает справедлив. В отношении
Анжелики он проявил похвальное благодушие. У девушки нет, как говорится, ни
кожи, ни рожи, зато имеется папа‑академик, что уравнивает ее шансы на ярмарке
невест с нищими красавицами. Впрочем, кое для кого богатая уродка‑жена намного
привлекательнее красотки, не имеющей ничего. Во всяком случае, Антона всегда
манили толстые кошельки папаш его многочисленных жен. Правда, все его браки
разваливались по одной причине. Папенька через какое‑то время соображал, что
содержать одну дочурку намного проще, чем кормить ее вместе с мужем‑балбесом, и
ничтоже сумняшеся Антошу выставляли за дверь.
– Анжеликочка работает с книгами, – тарахтела
маман, – она человек искусства, посвятила жизнь литературе.
Я решил поддержать разговор и спросил:
– Вы редактор?
– Нет. – Девица кокетливо сложила бледные губки
бантиком.
– Сами пишете? Наверное, стихи?
– Ну... пока нет, – изогнулась Анжелика и одернула
сарафан. На мгновение перед моими глазами мелькнула плоская, покрытая
веснушками грудь.
– А... а... – протянул я. – Вы издатель?
Угадал?
– Я работаю в библиотеке, – сообщила Анжелика.
– Не в простой! – поднял вверх толстый, похожий на
сардельку палец Антон. – А в научной. Ликуся трудится в НИИ.
Внезапно на меня снизошло озарение.
– А директором института является ее папа! Правильно?
Лика удивленно воскликнула:
– Как вы догадались?
Девица, очевидно, просто светоч знаний, раз папенька‑начальник
сумел пристроить ее в подведомственном ему учреждении лишь на должность
библиотекаря. Похоже, так глупа, что даже не способна предстать на ученом
совете в качестве диссертантки. Я очень хорошо знаю, что многие «генералы» от
науки, изо всех сил стараясь помочь собственным детушкам, платят талантливым
аспирантам, которые за три года успевают написать две работы: одну для себя,
другую для «Митрофана». Основная сложность – это процедура защиты. Но и тут
можно избежать мышеловок. Естественно, члены совета в курсе того, чье дитятко
сейчас взберется на кафедру, «каверзные» вопросы, которые ему задают,
«ребеночек» знает заранее, ответы на них он вызубрил дома.
Впрочем, не надо думать, что все «старейшины» куплены. Члены
ученого совета, как правило, не берут денег, здесь иные расчеты. Иногда
руководитель вуза собирает всех и говорит:
– Нам нужно новое оборудование для аудиторий. Защищаем
сына Петрова и имеем столы, стулья и доски.
В такой ситуации профессора только молча кивают головами.
Всем же понятно, что бюджетникам негде взять пиастры на ремонт здания, вот и
приходится изгибаться в разные стороны.
Случается, что начальство действует по‑другому. Приглашает к
себе в кабинет профессора N и спрашивает:
– У тебя вроде внучка к нам поступает? Можешь не
нанимать репетиторов, совсем обнаглели, сволочи, по пятьдесят долларов за
занятие дерут, и никаких гарантий. Не переживай, своих детей всегда возьмем.
Кстати, во вторник защищается сын Петрова, хороший мальчик, ты бы проголосовал
«за». А насчет внучки не сомневайся. Друзьям помогать надо: ты мне, я тебе...
Но, видно, Анжелика настолько тупа, что ее папенька не
решился на подобные разговоры.
– У меня есть клубника, – оживилась
маменька, – сейчас Вава подаст нам ее!
– Со сливками! – плотоядно воскликнул Антон. –
Взбитыми!
Я хмыкнул. На мой взгляд, двоюродному братцу нельзя даже
смотреть на этот гиперкалорийный продукт.
– Конечно, со сливками, – мигом подхватила
Николетта, – ну‑ка, Ваня, приготовь, только не забудь «хвостики» удалить.
Интересное дело! В комнате находятся две женщины, а на кухню
отправляют меня.
– Где Нюша? – спросил я. – Пусть подаст
клубнику!
Николетта скривилась:
– Эта дура зуб сломала, передний, теперь выглядит словно баба‑яга.
Я ее отправила к врачу. Давай, Ваня, поторопись, мы клубники хотим.
|