Дарья Донцова

Глава 13

Освежившись, я шмыгнула на кухню и вновь наткнулась на Гри.

— Слушай, — ажитированно воскликнул он, — кто такой белый арап?

Я покопалась в памяти.

— Насколько помню из курса лекций по истории литературы, о белом арапе упоминали в своих произведениях многие писатели прошлых веков, ну, допустим, Тургенев и Островский.

— Ну, быстрей, — поторопил меня Гри.

— Арапами на Руси звали негров, — продолжила я. — Туризм тогда не был развит, кино и телевидения не знали, о заморских странах в основном рассказывали редкие путешественники, купцы или моряки. Иностранными Языками они не владели, объяснялись с местным населением на пальцах, но при этом обладали хорошей памятью и запечатлели в мозгу, что жители Африки иногда называют себя «аль араб». То есть — араб. Ты знаешь, что среди африканцев полно арабов? На этом континенте расположен Египет, Марокко…

— Не читай мне прописных истин, — рявкнул Гри, — дальше.

— Русские купцы начали звать иностранцев — арапы, поменяли букву "б" на "п", уж не знаю, почему такое произошло. Но путешественники, естественно, встречали и негров, и их они тоже ничтоже сумняшеся именовали — арапами!

— С какого ляду они белые? — обозлился Гри.

Я вздохнула, тяжело иметь дело с малокультурным человеком.

— Тому несколько причин. Первая: как ни странно, истинные арабы — светловолосые, голубоглазые, белокожие люди. Другое дело, что в наше время встретить такую личность трудно. Вторая состоит в том, что, как я уже упоминала, в Африке есть и негры и арабы. Первых звали просто арапы, а вторых белые арапы, чтобы не путать, негр‑арап, остальные — белые арапы. И третья!

Употребляя по отношению к тому или иному персонажу слова «белый арап», писатель хотел подчеркнуть, что данная личность не такая, как все, иная, выбивающаяся из ряда. «Белый арап» — это эпитет, ну нечто вроде — экстраординарный, особенный. Я понятно объяснила?

— У тебя есть знакомые негры? — вдруг ляпнул Гри. — Особенные по виду? Ну, допустим.., э.., с желтыми глазами?

— Нет, а чем вызван твой вопрос?

Гри начал бегать по кухне.

— Помнишь, как мы познакомились?

— Такое забудешь!

— Ты нашла труп Никиты Дорофеева.

Меня передернуло.

— Да.

Гри потер руки.

— Я имею друзей в милиции… Федор.., в общем, не важно, откуда я знаю информацию, но она точна! Около тела Никиты нашли записку, очевидно, студент скончался не сразу, он сумел кое‑как нацарапать на пачке из‑под сигарет слова: «Белый арап». И это все! Он явно пытался сообщить имя киллера, но не сумел закончить начатое.

— Так ты и этим делом занимаешься?

— Угу, — буркнул Гри и отвернулся к окну.

— Может, не стоит распыляться? — решила я дать совет шебутному дедуле.

— Ага.., то есть нет! И вообще, не суй нос в чужие дела!

— Сам же спросил про белого арапа!

— Тебе деньги нужны?

— Очень! На ремонт, на жизнь, — воскликнула я.

— Вот и займись проблемой, за которую гонорар огребем, нечего попусту лялякать! Как считаешь, отчего Калягин отказался репетировать Катю Самсонову?

— Вроде девочка такая глупая, что ни за какие взятки не сдаст экзаменов, — напомнила я.

Гри вытащил пачку сигарет, распахнул окно, облокотился о подоконник, выпустил струю дыма и тихо сказал:

— Насколько я понимаю, остальные детки такие же «светочи разума», иначе сами бы сумели выдержать вступительные экзамены.

— Ну ведь Вера говорила, что в некоторые институты просто так не возьмут, завалят, — напомнила я.

— Знаешь, — строго сказал Гри, — если ты плохо выучил, то, безусловно, педагог найдет «дырку», а ежели все вызубрил? Нет, похоже, прочие тоже не Ломоносовы, но почему Калягин отказался именно от Кати? Она что, полная дебилка?

— Не знаю, — протянула я, — а помнишь, ее мать, когда приходила, говорила, что дочка отлично учится, просто умница, а Андрей Львович отчего‑то ее бросил.

— Вот и поезжай в школу к девчонке, поговори с педагогами, — приказал Гри, — может, истина лежит где‑то посередине. И не отличница, но и не дура, многим родителям их дети гениями кажутся. Научился читать в десять лет — Пушкин, запомнил в пятнадцать таблицу умножения — Ньютон, ну а если на пианино одним пальчиком «Чижик‑пыжик» исполнить может, то Шопен. Я‑то склонен верить Андрею Львовичу, педагоги, как правило, более критичны к детям, и уж если он решил отказаться от девочки… Но проверить надо.

— Зачем?

— Есть кое‑какие мыслишки, — загадочно ответил Гри, — ступай звони ее матери.

* * *

Через пятнадцать минут я узнала, что Катя ходит в самую обычную школу, районную, расположенную в двух шагах от дома.

— Мы с Игорем не хотим, чтобы дочка тратила по часу на дорогу, — объяснила Надежда, — ребенок должен выспаться, а не вскакивать в шесть утра и потом полусонным отправляться на занятия.

Услышав пересказ беседы, Гри хмыкнул:

— Странно, однако, что не в платном заведении их кровиночка. Ладно, поезжай в школу, как раз успеешь до конца рабочего дня.

— Но кто же там со мной разговаривать станет?

Гри тяжело вздохнул.

— Ты в первую очередь думаешь, что предстоящее дело выполнить невозможно. Это в принципе не правильно, следует сказать себе: в данной задаче нет ничего трудного, и, поверь, проблема легко разрешится.

— Как? — уныло поинтересовалась я.

— Как, как, — сердито повторил Гри, потом неожиданно улыбнулся. — Знаешь, дорогая, ты настоящий тухлый кролик. Где задор? Оптимизм? Желание достичь цели, а?

— Но со мной в школе и впрямь откажутся беседовать…

— Ладно, — согласился Гри, — если додумаешься, как разговорить директрису, дам тебе премию.

— Какую? — заинтересовалась я.

Гри убежал в коридор, мгновенно вернулся и показал довольно большую упаковку французских духов.

— Подойдет? Хочешь такие?

— Кто же откажется?

— Отлично, они станут твоими, если через пять минут ты сообразишь, как поступить, дабы директор принял тебя с распростертыми объятиями.

Я уставилась на флакон, похоже, в нем сто миллилитров, не меньше, обожаю парфюмерию, но стесненные обстоятельства не позволяют покупать духи. Впрочем, на Новый год Этти всегда дарит мне какой‑нибудь качественный парфюм.

— Ну, — поторопил Гри, — осталось две минуты.

Но мне ничего не лезло в голову, я обвела безнадежным взглядом комнату, наткнулась взором на глянцевый журнал, валявшийся на столе, и вдруг в голове молнией промелькнула идея.

— Знаю! Только сначала надо позвонить в школу.

Наверное, номер есть в справочнике, — закричала я, — можно возьму?

Гри кивнул. Я схватила толстый том, перелистнула страницы и стала терзать телефон.

— Алло, — сказал хорошо поставленный женский голос.

— Это школа?

— Да.

— Можно директора?

— Слушаю.

— Вас беспокоят с Центрального телевидения, — в порыве вдохновения выпалила я, — очень хотелось бы побеседовать лично. Если я приеду через час, найдете для меня время?

— Безусловно, — вежливо ответила женщина, — только каков предмет разговора?

— Хотим снимать в вашей школе первый выпуск новой программы под условным названием «Грамотей», — самозабвенно врала я, — нужно обсудить состав участников из ваших школьников и членов жюри из числа педагогов.

— Конечно, конечно, — в голосе директрисы зазвучала откровенная радость. — Лучше всего, если приедете часа через полтора, как раз все дела закончу.

Я отсоединилась и победно посмотрела на хозяина.

— Ты была неподражаема, — воскликнул Гри и протянул духи. — Бери, заслужила!

Я нежно взяла оранжевый грушевидный флакон, пару раз нажала на распылитель и с наслаждением вдохнула терпкий аромат.

— Видишь, — подвел итог Гри, — вот этого мне от тебя и надо: сообразительность, изворотливость, хитрость, умение достичь цели!

Я хотела было по привычке грустно заявить: «Мне никогда не стать такой», — но с языка неожиданно слетело:

— Слишком много хотите за триста долларов, которые вы мне обещали в качестве зарплаты.

Гри расхохотался.

— Дорогая, ты делаешь успехи! Прорезываются первые зубы! Бери ноги в руки и чапай по нужному адресу.

В школе, где училась Катя Самсонова, только что сделали ремонт, стены блестели свежей краской, а на полу сверкал новый линолеум. И вообще в здании было уютно, оно выглядело мило, как‑то по‑домашнему. Очевидно, подобный эффект создавали шелковые занавески, красиво обрамлявшие окна, а может, впечатление возникало из‑за цветов, расставленных на широких подоконниках. Директриса, довольно молодая дама в элегантном брючном костюме, широко улыбнулась.

— Рада знакомству, меня зовут Анна Андреевна.

— Таня, — бойко представилась я.

— Можно без отчества?

— Да, у нас на телевидении все просто, — ответила я, удивляясь сама себе.

Куда подевались мои комплексы, зажатость как рукой сняло.

— Что это за передача такая и почему решили снимать у нас? — спросила директриса.

— Слухом земля полнится, говорят, в вашем учебном заведении хорошие дети и знающие педагоги, — мигом польстила я ей.

По дороге я четко продумала речь, и теперь слова вылетали изо рта без запинки.

— «Грамотей», игра для одиннадцатиклассников, посвящена она английскому языку и литературе, в каждой команде должно быть по десять человек. Надеюсь, мы найдем столько в ваших классах! Хорошо бы, конечно, привлечь тех, кто учится на «четыре» и «пять», хотя, может, и троечники ничего. Но они навряд ли сумеют ответить на вопросы.

— У нас очень сильные преподаватели, — ответила Анна Андреевна, — думаю, подобрать участников не составит труда.

— Может, сразу обсудим состав? — предложила я. — Давайте возьмем классные журналы.

Целый час прошел, пока мы добрались до буквы "с".

— Самсонова Екатерина, — протянула Анна Андреевна, — не самая плохая ученица, но и не отличница, между тройкой и четверкой. Девочка из хорошей семьи, отец занимается бизнесом, мебелью торгует, не жадный, подарил нам столы для компьютерного класса в качестве спонсорской помощи. Катю вполне можно включить в команду, звезд с неба она не хватает, но игры не испортит, к тому же девочка красивая, хорошо одетая, умеет себя вести.

— У нас передача не о моде, — прервала я Анну Андреевну, — тут нужно не умение одеваться, а интеллект, если Самсонова дурочка, ее лучше оставить в качестве зрителя.

— Ну что вы, — укоризненно покачала головой директриса. — Катя совсем не глупа, просто ленива, вот и хватала иногда тройки. Кстати, родители наняли ей репетитора, и она прямо на глазах подтянулась, получила в году «четыре», да и выпускные экзамены, думаю, хорошо сдаст.

Сказав эту фразу, Анна Андреевна осеклась и воскликнула:

— Ну и глупость же мы сделали!

— Какую? — удивилась я.

— Обсуждаем команду из нынешних выпускников, но ведь они покинут нас, следовало смотреть журналы тех классов, которые станут одиннадцатыми! Бывших десятых!

— Верно, — засмеялась я.

Анна Андреевна вытащила другие списки. Пришлось мне выслушивать совершенно ненужные истории о чужих детях, наконец, улучив момент, я сказала:

— Извините, можно задать личный вопрос?

— Да, пожалуйста.

— Вы говорили, что девочка эта, Катя Самсонова, хорошо учится?

— Всякое бывало, — улыбнулась директриса, — и двойки получала, но родители наняли ей отличного репетитора, она окончит школу с твердыми четверками. А почему вы интересуетесь?

— Да у меня сестра есть, — врала я, — на много лет младше, учится отвратительно, вот я подумала, может, спросить у этого репетитора, не возьмется ли девицу до ума довести.

— Можно, наверное, поговорить с матерью Самсоновой, — охотно согласилась Анна Андреевна, — похоже, она нашла очень хорошего специалиста, Катю прямо не узнать стало, разительная перемена. Только частные занятия дорогое удовольствие!

— К сожалению, лишних денег у меня нет, пусть сама уж грызет гранит науки, — воскликнула я и подумала:

«Может, я не правильно выбрала профессию? Вон как ловко обманула директрису, сыграла роль лучше любой звезды».

* * *

Гри тоже остался доволен.

— Молодец. Значит, эта Анна Андреевна утверждает, что Катя стала лучше успевать?

— Да, прямо так и сказала: разительная перемена, — подтвердила я.

Гри в задумчивости потеребил край скатерти, свисавшей с обеденного стола.

— Ну и почему тогда Андрей Львович отказался от девочки?

— Не знаю, — протянула я.

— Я тоже ума не приложу, — признался Гри, — получается, ему не было никакой необходимости отказывать родителям Самсоновой. Ребенок как ребенок, то тройка, то четверка, все такие, почему же именно Катя оказалась лишней, а?

Я пожала плечами.

— Может, она ему внешне не понравилась или пахла противно…

Гри насупился.

— Это не аргумент! Андрей Львович зарабатывал деньги, ему не приходилось выбирать по принципу: симпатичного возьму, от противного — откажусь. Тут вступают в действие другие критерии: возможно пропихнуть недоросля в вуз или нет. Думаю, больше его ничто не волновало. Так почему он отказал Кате?

Я молчала, мне ситуация как раз казалась совсем простой. Ну не понравилась девчонка, как бывший педагог я хорошо знаю: у каждого преподавателя есть как любимчики, так и те, на кого даже смотреть неохота.

— И что его понесло к кинотеатру «Буран»? — недоумевал Гри. — Вера сказала, что Людмила живет на Остоженке, единственное объяснение, которое лезет в голову, так это то, что там обитал некто из учеников. Ну‑ка, иди звони Вере и спроси, кто.

— Она говорила, что не знает ничего о работе мужа, — напомнила я.

— Ладно, выясни телефон и адрес Людмилы, та точно небось в курсе, — легко согласился Гри.

— Она не захочет откровенничать!

— А ты скажи, будто надумала внести за дочку еще раз деньги, вот Калягина и сообщит координаты Людмилы, — посоветовал Гри.

— Вера‑то даст адрес, — попыталась я спустить его с небес на землю, — а вот Людмила разговаривать не станет, на порог меня не пустит.

— А это, тетеха, твоя забота, узнать, кто из детей живет возле кинотеатра «Буран». Давай, действуй. Сейчас восемь вечера, небось и вдова, и преподша сидят дома.

Вера мигом откликнулась на просьбу.

— Конечно, пишите, и телефон дам, и адрес.

— Можно мне упомянуть в разговоре вашу фамилию?

— Естественно, иначе она не станет с вами общаться! — отозвалась вдова. — Боже, как мне вас жаль! Такие расходы…

Я отсоединилась и хотела уже начать беседу с Людмилой, как в комнату влетел страшно возбужденный дедуля.

— Я знаю, кто убил Андрея Львовича!

Трубка чуть не выпала у меня из рук.

— Да ну? И кто же?

— Вот, — торжествующе объявил хозяин, — слушай сюда! Репетитора прикончили из‑за денег. Кто‑то знал, что у него с собой будут бешеные доллары, сечешь?

Я кивнула, пока понятно.

— Этот человек не утерпел, — продолжал Гри, — и решил урвать большой куш. Соображаешь, кто он?

— Ну?

— Родитель одного из учеников.

Я обалдело глянула на хозяина.

— С чего тебе подобное идиотство взбрело в голову?

— Господи, — подскочил Гри, — это просто гениально! Андрей Львович брал у людей деньги, кстати, немаленькие. Небось укладывал пачки в портфель. Вот один из отцов, мало вероятно, что преступник женщина, увидел их, живо смекнул, сколько баксов в кейсе, и не утерпел.

— Как фамилия негодяя?

— Пока не знаю, но круг подозреваемых сужается, надо раздобыть список учеников, узнать, всех ли Андрей Львович обошел…

— Глупо как‑то, — попыталась я урезонить раскипятившегося Гри, — ведь мерзавец лишил своего ребенка возможности поступить в вуз.

— Ты дурочка, — усмехнулся хозяин, — убийца получил двести шестьдесят тысяч долларов. Даже если предположить, что он вновь отдаст Людмиле за любимое дитятко немалую сумму, в его кармане останется прорва денег.

Внезапно Гри замолчал и нахмурился.

— Что случилось? — испугалась я.

— Знаешь, — протянул дед, — неожиданно мне в голову пришла замечательная мысль. Не нужны адреса всех учеников, достаточно узнать, кто из родителей решил оплатить сумму во второй раз. Голову даю на отсечение, что один из них и есть преступник! Ясно?

— Но…

— Действуй!

— Мне кажется…

— Выполняй! — рявкнул Гри. — Оставь мыслительный процесс для умного человека, я имею в виду себя, займись сбором информации, принеси сведения о тех, кто повторно проплатил поступление дитятки. Семь футов тебе под килем, ветер в спину, флаг в руки!

Сделав последнее заявление, он торжественно вышел из комнаты, я набрала номер, полученный от Веры, услышала глуховатое: «Слушаю» — и сказала:

— Добрый вечер, мне посоветовала обратиться к вам Калягина.

— Слушаю, — повторила Людмила.

— Можно подъехать?

— Зачем?

— Извините, по телефону неудобно разговаривать, но если в двух словах, я хочу отдать долг, у Андрея Львовича брала.

Людмила сразу поняла, о чем идет речь, голос ее помягчел, в нем появились приветливые нотки.

— Конечно, жду, впрочем, можете не торопиться, я поздно ложусь спать. Записывайте адрес.

— Спасибо, — ответила я, — Вера мне его уже сообщила.