Дарья Донцова

Глава 16

Андрея Львовича родители Аси наняли в качестве педагога.

Два года Калягин ездил к школьнице домой, преподаватель понравился Асе, в отличие от школьных учителей, по большей части злых, замороченных теток, перед ней сидел приятный, подчеркнуто вежливый мужчина, обращавшийся к ученице исключительно на «вы». Он не выходил из себя, не вопил, как классная руководительница: «Дура, пробы на тебе ставить негде», — а методично пытался вложить ей в голову знания.

Однажды Ася воскликнула:

— Просто отвратительно! Ну кому взбрело в голову включить в программу вирши Ломоносова, их же прочесть невозможно! Меня сегодня на литературе прямо затошнило.

— Согласен, — кивнул головой Андрей Львович, — но это условия игры. Знаете, как китайские мандарины при встречах церемонно кланяются: два шага вперед, один назад, три влево, затем присесть и вправо ступить.

То же и со школьной программой. Выполнишь все положенные приседания, получишь аттестат и пойдешь в институт. Там иные «танцы» начнутся, так уж устроен мир, везде свои правила, и тех, кто их не соблюдает, подвергают остракизму. Я с вами согласен, у меня у самого от отвратительно‑патетических рифм Михаила Васильевича аллергия начинается, но альтернативы нет. Вирши придется изучать, имейте в виду, в мире взрослых сильно развито лицемерие, которое люди моего возраста называют хорошим воспитанием. Если на экзамене попадется билет, посвященный основателю Московского университета, не следует сообщать комиссии ваше истинное отношение к трудолюбивому сыну рыбака. Надо восхититься его творчеством и получить честно заработанную пятерку. Конформизм крайне полезная штука, умение кривить душой вам понадобится в жизни намного больше, чем знание поэтического наследия России. К счастью, навык вранья в наших школах воспитывают гениально.

Ася притихла, так с ней никто до сих пор не разговаривал. Родители и школьные учителя по большей части врали.

— Пушкин — это то, от чего интеллигентный человек получает удовольствие, — закатывала глаза русичка, — я способна читать только книги авторов, которые будоражат ум и сердце. Достоевский, Чехов, Толстой, Бунин…

Одно время Ася полагала, что училка и в самом деле такая прибамбахнутая, но потом однажды увидела ее в метро с томиком Смоляковой в руках и не поверила своим глазам. Асенька сама любит криминальный жанр, и хорошо сколоченные повести Смоляковой ей нравятся, следовательно, училка просто прикидывается такой рафинированной, а на самом деле она как все.

Не лучше вели себя и предки.

— Учись, детка, — вздыхала мама, — главное, хорошо закончить школу, получить высшее образование. Вот я, например, в своем классе была лучшей.

И Ася наивно верила матери. А потом в их доме начался ремонт, с антресолей стащили набитые всякой ерундой чемоданы, и среди ненужных бумаг нашелся дневник родительницы, густо усеянный двойками.

Асенька, как все подростки, болезненно воспринимала ложь. Мама перестала казаться ей образцом для подражания. И вот теперь Андрей Львович спокойно объяснил, отчего взрослые кривят душой, оказывается, в их мире подобное поведение приветствуется.

Когда Ася благополучно поступила в вуз, Андрей Львович перестал ходить к ней в дом, всякая связь с Калягиным прервалась. Примерно год назад Асенька, уже дипломированная специалистка, зашла в кондитерскую, чтобы купить пирожных. Возле стойки толпился народ, девушка вежливо спросила у стройного мужчины:

— Простите, вы последний?

— Какая обидная фраза, — сказал человек, поворачиваясь, — очень неприятно чувствовать себя последним, на худой конец, я согласен быть крайним.

В тот же момент девушка узнала Андрея Львовича, а педагог воскликнул:

— Асенька, как вы похорошели!

Решив отметить случайную встречу, преподаватель и бывшая школьница сели за столик. Андрей Львович заказал коньяк. К изумлению Аси, репетитор показался ей интересным мужчиной, из Калягина потоком лились забавные, смешные истории. В тот день, слушая преподавателя, Ася хохотала до колик, на фоне ее всегдашних кавалеров, закомплексованных юношей, судорожно соображавших, могут ли они позволить своей даме заказать еще одно мороженое, Андрей Львович выглядел Крезом.

Коньяк лился рекой, а когда встали из‑за стола, педагог, оказавшийся в тот день без машины, мигом поймал такси, купил в ближайшем ларьке огромный букет роз и повез Асю домой. Пара села на заднее сиденье, и девушка без конца нюхала цветы.

— Здесь есть одна ни с чем не сравнимая роза, — улыбнулся Андрей Львович.

— Вы говорите о ней? — спросила Ася, показывая пальчиком на огромную, вишнево‑красную красавицу.

— Нет, — совершенно серьезно заявил педагог, — царица цветов меркнет рядом с вашим прелестным личиком, вы красивей всех букетов вместе взятых, я очень надеюсь на следующую встречу.

Так начался их безумный роман. У Аси имелась своя квартира, и ничто не мешало влюбленным принадлежать друг другу.

Андрей был честен, он сразу признался, что является семейным человеком.

— С женой любви нет, — объяснил он Асе, — но оставить ее я не смогу.

Ася не настаивала, она была счастлива и желала только одного — чтобы Андрей всегда находился рядом.

Девушка никогда не звонила любовнику домой, а когда Калягин собирался уходить от нее, не ныла:

— Останься ночевать.

Нет, Асенька понимала пикантность ситуации и вела себя безупречно, была абсолютно неконфликтной любовницей, не доставлявшей кавалеру ни малейших хлопот, многие мужчины мечтают о подобной женщине. Целых полгода длилась незамутненная радость. Андрей делал ей подарки, иногда вызывающе шикарные, вроде золотой зажигалки, порой милые пустячки. Один раз принес открыточку с надписью «Думаю о тебе» и засмеялся.

— Вот, шел мимо, увидел и купил, сразу о любимой вспомнил.

И копеечная почтовая карточка оказалась для Аси дороже флакона французских духов, потому что она являлась доказательством того, что Андрей постоянно думает о ней.

Зима закончилась, промчалась весна, а там и лето наступило. Асенька строила робкие планы. Вот бы удалось на недельку слетать к теплому морю! Но вслух ничего не говорила.

Счастье кончилось разом, однажды любимый не пришел, Асенька позвонила на мобильный и услышала:

— Да.

— Андрюшенька…

— Слушаю, — достаточно сухо ответил он.

— Извини, я волнуюсь, где ты?

— У меня урок, перезвоню позже.

Ася покорно отсоединилась.

Андрей позвонил только через два дня и довольно сердито спросил:

— Ты меня искала?

Ася оторопела, подобным образом любовник с ней никогда не разговаривал.

— Что случилось, Андрюша?

— Нет, позволь у тебя спросить, отчего ты так поступила?

— Как? — не понимала девушка.

— Отвратительно, вот уж от тебя ничего подобного не ожидал, гадко, глупо, подло! И еще надеешься, что после ТАКОГО поведения мы сохраним добрые отношения?

— Да что я сделала? — чуть не плакала Ася.

— Еще спрашиваешь?! У нас с Верой из‑за тебя развод намечается.

— Ничего не понимаю, — бормотала растерянная Ася.

— Ладно, — довольно грубо заявил всегда корректный Андрей, — вижу, никакого раскаяния в тебе нет, сделала пакость, а теперь козой прикидываешься, здорово получается. Что ж, прощай, жаль разбегаться, но иметь дело с хамкой не хочу.

И он повесил трубку.

Асенька прорыдала два дня, без конца пытаясь соединиться с любовником, но мобильный Калягина вначале тупо твердил:

— Абонент временно недоступен, — а к среде завел иную песню. — Данный номер заблокирован.

К домашнему аппарату постоянно подходила только Вера, услыхав ее голос, Ася сразу вешала трубку, объясняться с женой Калягина было выше ее сил. Через неделю, измучившись окончательно, Ася поехала в Академию менеджмента и дипломатии и подстерегла любимого, когда тот садился в машину.

Андрей не заметил серо‑голубые «Жигули» и поехал в сторону МКАД, Ася покатила за ним, она не очень хорошо понимала, зачем преследует Калягина. Спустя некоторое время бывший любовник припарковался возле совсем неприметного дома, простенькой блочной пятиэтажки, стоящей в глубине квадратного двора. Боясь, что Андрей увидит ее и заругается, Ася спряталась за углом.

Калягин вытащил из багажника сумку, щелкнул брелком сигнализации, роскошная машина, коротко гуднув, мигнула фарами. Затем Андрей вошел в подъезд. Ася, полная решимости, надумала подождать его, она знала, что репетитор занимается с детьми по два часа. В принципе можно было уйти и вернуться к определенному времени, но Ася побоялась рисковать. Она потратила много сил, чтобы подстеречь Андрея, и теперь хотела довести начатое дело до конца: схватить Калягина за рукав и потребовать объяснений.

Ася села на скамеечку поодаль от дома и уставилась на подъезд, куда вошел Андрей. Она приготовилась к длительному ожиданию, но буквально через полчаса дверь распахнулась, и появился Калягин. Безупречный его вид портил мешок с мусором, который Андрей нес в руке. Спокойным шагом Калягин пересек двор и выбросил ношу в контейнер, а потом вернулся в подъезд.

Ася замолчала и принялась терзать сигарету, когда тонкая белая бумага лопнула, и мелкое коричневое крошево высыпалось на колени девушки, я не выдержала.

— И как ты поступила?

— Никак, — слабым голосом ответила Ася, — поехала домой.

— Не стала выяснять отношения?

— Нет.

— Почему? — недоумевала я. — Специально его подстерегла и ушла! Странная ты, однако.

— Нет, — печально улыбнулась Ася, — просто я сразу поняла, в чем дело. Другую он завел, поэтому и придумал повод, чтобы меня бросить. Наверное, боялся: начнет бабенка плакать, за пиджак цепляться. Вот уж не ожидала от Андрея, неужели он не понимал, как я его люблю! Ему бы сказать честно: «Извини, дорогая, я другую нашел».

Мне спокойствие и счастье Андрея дороже собственных эмоций. Только он решил сбежать, объявив меня виноватой, не слишком красивый поступок…

— С чего ты решила, что у него новая любовь?

Ася включила зажигание.

— Когда мы вместе жили, он всегда мусор выносил, целовал мне руку и приговаривал: «Грязная работа для мужиков, эти пальчики должны быть знакомы только с колечками и духами». Наверное, как все «ходоки», он имеет привычные приемы обольщения женщин.

— И ты после всего явилась к нему на похороны! — вскипела я. — С цветами!

— Я его люблю, — ответила Ася, — и буду любить всегда, даже мертвого.

* * *

Домой я неслась как на крыльях. Адрес любовницы Калягина надежно хранил в памяти диктофон. Ася назвала улицу и номер дома, единственное, чего она не знала: в какую квартиру входил ее бывший любовник, но уточнила:

— Там в здании три подъезда, он направился в средний.

Я ликовала, в пятиэтажках, как правило, на лестничных клетках всего четыре двери. Узнать, где обитает дама сердца Андрея Львовича, не представит труда, Гри просто обязан похвалить меня.

Но он лишь проронил:

— Молодец, завтра поедешь и выяснишь у любовницы, что к чему.

— Можно после обеда? — попросила я.

— В общем, да, — милостиво разрешил хозяин, — а почему?

— Хотела утром с Этти в агентство сходить.

— В какое агентство тебе надо? — заинтересовался Гри.

Я охотно рассказала про планы, связанные с покупкой новой квартиры, Гри поджал губы.

— Тебе что‑то не по душе? — испугалась я. — Хочешь отправить меня на работу прямо с утра?

— Да нет, — пожал плечами Гри, — просто в силу своей профессии я стал очень недоверчив. Ничего не произойдет, если добудешь нужные сведения на два часа позже, драмы не случится.

— И что могло тебе показаться подозрительным в покупке квартиры? — удивилась я.

— Да так…

— Ну все же?

Гри переворошил на столе какие‑то бумажки.

— Может, конечно, я лезу не в свое дело, но отчего Этти не предложила тебе совместное владение апартаментами?

— Это как? — удивилась я.

— Очень просто, — объяснил Гри, — покупаете жилплощадь на двоих, обе становитесь полноправными хозяйками. Тебе не кажется, что, оформляя право собственности на себя, свекровь хочет обмануть невестку‑вдову? Двадцать тысяч вложишь, а потом на улице останешься. Скажет твоя распрекрасная Этти: «Вали, девочка, прочь, звать тебя никак, и место твое на вокзале под лавкой». Не боишься? Еще классик говорил про квартирный, испортивший всех, вопрос. Вспомни сказку про зайку и лубяную избушку.

— Ну ты даешь! — всплеснула я руками. — И впрямь подозрительный сверх меры. Да Этти моя лучшая подруга!

— Ох, я могу такого про хороших приятельниц рассказать! И мужей уводят, и вещи воруют! Сколько у меня баб было, ни одна про свою знакомую ничего хорошего за глаза не сказала!

— Этти не такая!'!

— Хорошо, хорошо, — примиряюще поднял руки Гри, — тебе видней, просто хочу предупредить: есть возможность владеть квартирой совместно. Ну не дуйся, я вовсе не хотел обидеть твою свекровь, может, она и в самом деле ангел с крыльями!

Я заморгала, а потом возмутилась:

— Ну нельзя же думать о людях только гадости!

Гри скривился.

— Насколько знаю, народ в основном печется о собственной выгоде!

— Это не правда! Просто тебе не повезло, не встретились настоящие друзья, — с жаром принялась возражать я.

— А у тебя они есть?

— Да!

— Много?

— Этти!

— И все?

— Вполне хватит, кое‑кому и одного приятеля не досталось!

Гри почесал шею, потом более мягким тоном осведомился:

— В твоей жизни имеется лишь свекровь?

— Верно.

— Отчего мужика не заведешь?

Бесцеремонность вопроса неприятно меня поразила.

— Зачем он мне? — вырвалось у меня.

Дедуля захихикал.

— Может пригодиться в хозяйстве.

— Спасибо, обойдусь, — сердито ответила я.

— Нельзя же букой сидеть, — пер дальше танком Гри, — этак недолго и в старую деву превратиться.

— У меня был любимый муж, — резко оборвала я слишком разговорившегося дедка, — другого не надо.

— Даже в Индии перестали хоронить вдов вместе с телом супруга, — почему‑то обозлился Гри, — кстати, отчего он умер?

Я тяжело вздохнула.

— Не знаю.

— Как это? — изумился Гри. — Что с ним произошло?

— Знаешь, бывает такая цепь событий, все одно к одному, вроде ничего особенного, а сложится вместе — беда! Миша никогда не болел, ну так, по мелочи, гастрит его иногда мучил, пару раз простужался. Жили мы не слишком богато, но особо и не бедствовали, на еду хватало, да и Этти порой подбрасывала деньжат, она очень любила Мишу. И вообще, Этти наш добрый ангел, у нее куча знакомых в самых разных сферах, вот свекровь и пыталась при их помощи улучшить нашу жизнь. Началась трагедия с удачи. Миша великолепно владел автомобилем, мог с закрытыми глазами разобрать и собрать любой механизм, «лишних» деталей у мужа в результате не оставалось.

Гри крякнул.

— Я один раз надумал починить кофемолку, развинтил ее без проблем, а вот назад «мельница» не сложилась, вроде все путем, а не заработала.

Я грустно улыбнулась.

— У Миши работало даже то, что давно умерло. Вот почему один из приятелей Этти и попросил мужа перегнать ему из‑за границы иномарку, пообещал очень хорошие деньги. Миша согласился и выполнил работу отлично, на заработанное он мне купил шубку из натурального меха! Понимаешь, какой у меня был супруг? Не себе что‑то приобрел, а жене подарок сделал.

Гри хмыкнул.

— Нормальные мужики так всегда поступают, эка невидаль.

— Ладно, — кивнула я, — не стану спорить, только очень я радовалась обновке, но не долго. Миша во время дороги сильно простудился, заработал грипп, тот дал осложнение, ну и понеслось. Никто из врачей сказать не сумел, отчего мужу плохо, вроде лечили, а Миша загибается, начали думать об онкологии. Потом вдруг Мише стало лучше, кашель прошел, муж повеселел, мы решили, что он избавился от болезни, и буквально возликовали, да еще одна радость привалила. Этти ухитрилась пристроить меня на необыкновенное место работы, помощником секретаря к одному очень богатому бизнесмену.

Зарплату положили такую! Одна беда, график напряженный, да еще мой хозяин решил стать депутатом, пришлось с ним поехать в командировку, в Хабаровск, на месяц. Я очень скучала по дому!

Внезапно по щекам покатились слезы.

— И дальше что? — тихо спросил Гри.

Я кое‑как справилась с рыданиями.

— Каждый день звонила Мише, долго мы не разговаривали, связь дорогая, просто говорили друг другу: «Все хорошо, скоро встретимся». Но потом.., потом…

— Что?

— Меня вызвала начальница, правая рука хозяина, Анна Михайловна, ей все помощники подчинялись, вручила билет и велела: «Ближайшим рейсом лети в Москву, у тебя муж умер».

— И от чего он скончался?

Я вытерла лицо.

— Оказывается, проводив меня в командировку, муж снова угодил под дождь, болезнь вернулась. Этти живо вызвала врачей, те уверили ее, будто опасности нет, и свекровь с Мишей решили мне ничего не сообщать, волновать не хотели. Да и ничто не предвещало беды, она разразилась внезапно. В понедельник утром Этти ушла на работу, в обед Миша позвонил матери, и они спокойно поговорили, а вечером она нашла сына в коматозном состоянии. Ночью мой муж, не приходя в сознание, умер.

— Бред! — воскликнул Гри.

— Так случается, — тихо сказала я, — Этти заставила врачей сделать вскрытие, онкологии не обнаружилось, у Миши случился инсульт.

— Да уж, — пробормотал Гри, — не повезло тебе.

Я внезапно ощутила гигантскую усталость и еле слышно завершила рассказ:

— Страшнее тех дней я и вспомнить не могу. Вылететь из Хабаровска не сумела. Над областью разразился буран, настоящее стихийное бедствие, шквальный ветер, ураган… Посрывало крыши с домов, оборвало провода…

Две недели просидела, как в осаде, самолеты не летают, поезда не ходят, на автомобиле до Москвы не доехать, трасса завалена снегом. Мишу хоронили без меня. Все заботы упали на плечи Этти, я увидела лишь фото супруга в гробу и могилу. Прости, мне очень трудно говорить.

— Ступай отдыхать, — отчего‑то зло сказал Гри, — у меня работы полно! Кстати, о белом арапе…

— О ком? — вынырнула я из пучины воспоминаний.

— Помнишь, мы говорили о смерти Никиты Дорофеева и словах, которые он успел нацарапать на сигаретной пачке.

— Да, — кивнула я, — что‑то типа «Ищите белого арапа».

— Не так откровенно, но суть подмечена точно. Скажи, как ты думаешь, белый арап совсем не смуглый? Ну, допустим, итальянцы, испанцы выглядят всегда загорелыми, а финны нет. Белый арап ближе к кому будет?

Я пожала плечами.

— Право, не знаю. Может, Никита имел в виду не араба, не негра, а, допустим, человека, который сильно отличается от остальных, как белый арап от прочих людей, ну там косой, горбатый, кривой, с тремя ногами…

— Очень ценное замечание, — обозлился Гри, — в особенности последнее, про количество конечностей.

Вали спать, тетеха, никакой от тебя пользы, кроме неприятностей.