Дарья Донцова

Глава 17

Утро мы с Этти провели в конторе, торгующей недвижимостью. Я уже упоминала, что у нее полно знакомых, поэтому нас приняли прекрасно, риелтор по имени Оксана старалась изо всех сил, показывая проспекты и альбомы с фотографиями.

В конце концов я ткнула пальцем в один снимок и спросила:

— Сколько такое стоит?

— Бетон сорок пять тысяч, с отделкой шестьдесят три.

— Не поняла, — воскликнула я, — какой бетон?

Оксана улыбнулась.

— Если берете без обоев, паркета, сантехники, то сорок пять.

— А как же потом, без унитаза? — растерялась я.

— Поставите, какой захотите, наймете рабочих. Люди, когда въезжают в новые квартиры, чаще всего ремонт затевают, меняют плитку, линолеум… Поэтому и начали жилплощадь без отделки продавать, лучше сразу под себя сделать.

— Вот здорово, — обрадовалась я, — надо брать такую! Дешевле намного!

— Ерунда, — фыркнула Этти. — Естественно, покупаем полностью готовую, тебе жить негде!

— Но тогда придется больше платить!

— За ремонт тоже возьмут бешеные деньги! Не станешь же жить без паркета.

— Но…

— Не спорь! — стукнула кулаком по столу Этти. — Давай, Оксана, выписывай ей пропуск, поедет хоромы смотреть, на месте и определимся.

Риелторша оживилась.

— Сейчас бланк принесу.

Мы с Этти остались в комнате одни.

— Ты такие деньги на мою квартиру потратишь, — прошептала я.

Этти хмыкнула — Покупаю‑то на себя, получается, что я тебе десять кусков должна.

— Но жить ведь там я буду.

— Конечно, на законных основаниях, по прописке, — улыбнулась Этти, — кстати, помнишь мой гарнитур из столовой?

— Стенку с диваном?

— Да. Нравится?

— Шикарная мебель!

— Она твоя.

— С ума сошла!

— Вовсе нет. Еще получишь кухню и прихожую.

Я разинула рот.

— Я ремонт начинаю, — пояснила Этти, — меняю все, а старье тебе скину. Разбогатеешь, выбросишь.

— Ничего себе старье, — пробормотала я, — отличная мебель, словно новая глядится.

— Ну мы‑то знаем с тобой, сколько ей лет, — рассмеялась Этти.

Я глубоко вздохнула, услышь этот разговор Гри, у него бы мигом пропали все сомнения в отношении Этти.

И вдруг, неожиданно для себя самой, я спросила:

— А что такое совместное владение жилплощадью?

Выпалив вопрос, я покраснела и смутилась. Сейчас Этти обидится и будет права, но свекровь совершенно спокойно объяснила:

— Это когда двое или несколько человек имеют равные права на жилье. Кстати, это могло быть идеальным вариантом для нас, если бы не одна маленькая деталька.

— Какая? — заинтересовалась я.

— Каждый из собственников в данном случае должен заплатить налог. Например, с тебя три тысячи долларов и с меня. Получается, теряем крупную сумму. Понимаешь?

А если один приобретает, то платим намного меньше, сообразила? Я думала поступить по‑другому, оформляем бумаги, а через год презентую тебе хоромы, так дешевле выйдет, если ты, конечно, не устроишь истерику. Лучше, конечно, сразу сделать тебя хозяйкой, но ведь сама не хочешь, стесняешься подарки брать, дурочка!

Я улыбнулась: нет, мне феноменально повезло с Этти, а Гри стоит пожалеть, дед незнаком с настоящими друзьями.

Выйдя из риелторской конторы, мы расстались, Этти понеслась на работу, я же, следуя приказу Гри, поехала по адресу, который дала Ася.

* * *

Дом, где жила любовница Андрея Львовича, выглядел непримечательно, обычная пятиэтажка из блоков.

Дверь в нужный подъезд оказалась запертой на кодовый замок, но сбоку на стене детская рука написала черным маркером «12».

Я нажала на кнопки, замок лязгнул, с лестницы пахнуло кошачьей мочой. Лампочка отсутствовала, и после яркого, солнечного дня я очутилась в почти кромешной темноте. Сначала чуть не упала, споткнувшись о щербатые ступеньки, потом поднялась на нужный этаж и поняла, отчего на лестнице стоит черная ночь. Окна были заделаны фанерой. Очевидно, тут постоянно били стекла, и жильцам надоело жить с пустыми рамами. На подоконнике стояла консервная банка, набитая окурками, и валялись разодранные газеты, а около батареи выстроились пустые бутылки, две пивные и одна водочная. Я вытащила сигареты, теперь следовало решить, в какой квартире живет любовница Калягина. Как поступить? Ну не звонить же в двери с вопросом: «Простите, не вы ли спали с Андреем Львовичем?»

Внезапно по спине побежали мурашки. Звонить в квартиры? Почему нет?

За дверью с номером 18 стояла тишина, очевидно, все обитатели маялись на работе. Зато соседняя створка распахнулась сразу, передо мной возникла дама, облаченная в расшитое драконами кимоно.

— Вы ко мне? — удивленно спросила она.

Я придала лицу самое почтительное выражение и протянула:

— Ну, это, в общем, здрасти, я пришла, как договорились.

— Не понимаю, — ответила дама, поправляя прическу, — мы с вами никогда не встречались.

— Оно верно, — изо всех сил изображала я из себя деревенщину, — Андрей Львович меня нанимал, я теперича ваша домработница, вот, могу приступать.

— Какой такой Андрей Львович? — хлопала глазами хозяйка.

— Муж ваш.

— Я живу одна.

— Да ну? — вытаращила я глаза. — Кем же он вам приходится, заботливый такой?

— Что‑то вы перепутали, милочка, — процедило «кимоно».

— Дом четыре, квартира девятнадцать?

— Да.

— Адрес дал хозяин, Андрей Львович Калягин, договорились на три дня в неделю, стирка, глажка, уборка…

— Вы ошиблись.

— Но я задаток получила! — тупо стояла на своем я.

— Девушка, вы не правильно записали координаты, — чинно ответила дама.

— Делать‑то чего? — зудела я. — Может, в восемнадцатую квартиру зайти?

— Дорогая, — усмехнулась дама, — там живут горькие пьяницы, они бродят у метро, бутылки собирают.

Алкоголикам домработница не по карману, да и все равно им, в каком свинарнике жить, лишь о водке мыслят.

— Может, в двадцатой Андрей Львович имеется? — поинтересовалась я.

— Нет, — покачала головой женщина, — здесь Надюша обитает, милейшая девочка, одинокая, с ребенком, ни денег, ни мужа…

— А в двадцать первой?

— В нашем подъезде вообще нет никакого Андрея Львовича, — терпеливо растолковывала хорошо воспитанная тетка.

— Но как же так?!

— Вы перепутали подъезд, квартиру, дом или все сразу.

— Не может быть, — упорствовала я, — на память не жалуюсь, мы приехали в его машине, красная такая, прямо пожар, хозяин вошел внутрь, мне велел в тачке ждать.

Высказавшись, я спохватилась, врать тоже надо уметь, сейчас «кимоно» удивится, ну почему Андрей Львович сам не отвел поломойку к месту службы.

— А‑а, — протянула не заподозрившая дурного женщина, — вон вы о ком! Ступайте на пятый этаж, в тридцать шестую, там сей фрукт бывал, сейчас, правда, его уже не вижу. Вас давно нанимали?

— В понедельник.

Дама секунду глядела на меня, потом повторив:

— Пятый этаж, тридцать шестая квартира, — хлопнула дверью.

Страшно довольная собственной предприимчивостью, я побежала вверх, перепрыгивая через ступеньки.

Дверь в квартиру выглядела, как у всех, ободранной, но когда она с легким шорохом распахнулась, я увидела дорогой встроенный шкаф, лаково блестящий пол и картины в бронзовых рамах. Хозяйка походила на супермодель, высокая, стройная, лет тридцати по виду.

— Что вы хотите? — резко спросила она. — Если коробейничаете, то предупреждаю сразу, ничего у разносчиков не покупаю, говно носите, тут же все ломается.

Я поежилась под ее колючим взглядом, но потом ощутила прилив вдохновения и бодро сообщила:

— Нет, я не продаю ручки, скотч и неисправные электроприборы, а провожу опрос.

— Да?

— По заданию газеты «Секс», слышали про такую?

— Всегда ее читаю, — обрадовалась женщина, — прикольная штука.

Я повнимательней пригляделась к хозяйке. «Прикольная штука». Так не станет изъясняться дама, справившая тридцатилетие, подростковый сленг перестают использовать на пороге двадцати, наверное, незнакомка совсем молода, просто слишком яркий макияж ее старит, да еще выкрасила зачем‑то волосы в иссиня‑черный Цвет…

— Вы проходите, — радушно пригласила девушка, — вот сюда, у меня одна комната.

Я сняла туфли, миновала крошечный коридорчик и вошла в жилое помещение. Такие квартиры я знаю как свои пять пальцев, мой дом был построен по аналогичному проекту. Входная дверь, тут же, справа, крохотный, совмещенный санузел, через шаг метровый коридор, ведущий в комнату и кухню. Правда, у меня была «двушка». Из гостиной вела дверь в спальню, такую маленькую, что в ней даже не встала нормальная кровать, пришлось мне покупать раскладной диван, раскрывать который надоело через три дня. Единственное, что удобно в этих домах, чуланчики, отчего‑то расположенные не на кухне, а в большой комнате.

В квартире, где я находилась сейчас, тоже имелась кладовая, хозяйка сломала ее, а в образовавшийся альков поставила кровать.

Я огляделась и постаралась скрыть ужас. Комната выглядела словно ожившая мечта пятилетней девочки, все, на что падал взор, было розовым, в рюшечках, бантиках и плюшевых игрушечках. На столе лежала кружевная скатерть, на кровати атласное покрывало и с десяток думочек самых разнообразных форм. Подушки в виде сердца, черепахи, кошки, игральной кости… Довершал картину прикроватный коврик с изображением Белоснежки в компании всех семи гномов. Очевидно, я слишком долго задержала на нем взгляд, потому что хозяйка бесхитростно сказала:

— Нравится, да? В Диснейленде купила, отпадная вещичка.

Я закивала. Действительно, просто хочется упасть при взгляде на этакую красотишу. В комнате не было ни одной книги, из печатных изданий обнаружились лишь глянцевые журналы.

— Садитесь, — суетилась хозяйка, — о чем спрашивать станете? А в «Сексе» сообщат мою фамилию, напишут, кто на вопросы отвечал?

— Конечно, — пообещала я, совершенно не таясь, вытащила диктофон и пояснила:

— Теперь с техникой работаем, бланки не заполняем. Представьтесь, пожалуйста.

— Цыганкова Ирина, — затараторила девушка, — возраст говорить?

— Если не скрываете.

— Не‑а, — рассмеялась Ира, — без секретов, мне двадцать три.

Надо же! Девица намного моложе, чем я предполагала!

— Незамужняя, — бойко тарахтела Ирина, — и не собираюсь.

— Почему?

— Мужики козлы.

— Так‑таки все? Опрос посвящен взаимоотношениям между мужчиной и женщиной, нас крайне интересует ваша позиция.

— Кругом одни уроды, — вещала Ира, — я не встретила никого, способного стать нормальным мужем. Ну прикинь сама, что за кадры. Мишка Ливанов красавец хоть куда, все при нем: рост, морда… Любо‑дорого посмотреть, но денег не имеет, ваще никаких. Везде за мой счет ходили: в кино, на «американских горках» кататься. Я ему пиво и сигареты покупала. Ну скажи, кому такой убогий нужен? Жаль печальная. Берем другого. Костя Баклан.

— Ну и фамилия, — улыбнулась я.

— Не, кликуха, — засмеялась Ирина, — Баклан, он и есть Баклан. С деньгами у него полный порядок, фирму имеет, квартиры ремонтирует, архитектурно‑дизайнерские услуги, в общем. Кстати, это он мне комнатку делал, клево, да?

Я закивала.

— Единственно, что получила хорошего, — вздохнула Ира, — не зря Костю Бакланом прозвали, полный идиот, таких еще поискать. Оно, конечно, и стерпеть можно, с его деньгами пожениться, только ведь Костька по компаниям шляться любит, не понимает, что его зовут лишь потому, что «капустой» до макушки набит, выпьют ханку, сожрут хавку и давай над ним издеваться, а Баклан и доволен, не доходит до парня, что потешаются. Вот если бы он дома сидел, у телика, то еще ничего, а так ведь со стыда сгореть можно. У людей кругом мужики нормальные, а у тебя кретин. Подумала я, подумала и подбила его мне ремонт сделать, Баклан расстарался, надеялся, что я потом сразу в загс побегу, только облом ему вышел.

Мне оставалось лишь удивляться, слушая простонародный говорок Ирины. Хозяйка частенько ставила не правильно ударения, слишком сильно «акала» и говорила Слегка в нос. Все в ней напоминало существо, которое в двенадцать лет твердо уверено, что учиться не надо, в тринадцать тусуется по подъездам с гитарой, бутылкой водки и пачкой дешевых сигарет, а в пятнадцать уже знает все житейские секреты. Элегантно одетый и подчеркнуто интеллигентный Андрей Львович совершенно не «монтировался» с Ириной. Хотя, может, его после студенток и молодых преподавательниц потянуло на дворовых Лолит? Так, съев два куска торта с жирным кремом, человек хватается за солененький огурчик.

— Еще приставал ко мне Кузькин, — неслась дальше Ирина, готовая ради того, чтобы увидеть свою фамилию на страницах любимого издания, рассказать всю свою жизнь, — Кузькин из себя ничего, симпатичный, на гитаре хорошо играл, в компании последним у стены не жался. Да и с деньгами у Сереги полный порядок, сам, правда, не шибко зарабатывает, но у них с братом и квартира есть, и машина, ихние родители при средствах, вот сыночкам любимым всего напокупали, балуют они их.

— Чем же, тебе и этот кавалер не подошел? — заинтересовалась я. — Со здоровьем неполадки?

— Не‑а, — протянула Ира, — просто бычачий организм у Сереги, в одиночку шкаф поднимает…

— В чем дело тогда?

Ирина дернула плечиком, обтянутым полупрозрачной кофточкой.

— Прикинь, у него фамилия Кузькин!

— Ну и что?

— Представь, выхожу я за него, родится ребенок у нас, подрастет, пойдет в школу, я за ним приду, а все вокруг заорут: «Вон, видите, Кузькина мать пошла». Жуть просто!

Я подавила смешок.

— Да уж, похоже, не везет тебе.

— Повсюду облом, — пожаловалась Ира, — получится из меня старая дева, вон у нас в подъезде девчонки уже по два раза расписывались. Надо мной небось смеются, болтают на кухнях: Цыганкова‑то перестарок, никак не пристроится!

— Знаешь, — улыбнулась я, — только что я ходила по подъезду, в девятнадцатой квартире тетка живет…

— Раиса Петровна, — перебила Ира, — выдра крашеная! Вечно мне замечания делает, как увидит, сразу заведет: «Ты бросила на пол окурок, курила и всю лестницу изгадила». Бесполезняк объяснять, что я живу одна и дымлю в своей квартире. Нет, прицепится, словно банный лист к жопе, не отдерешь, да еще так противно воет:

«Ира, Ира, как не стыдно!»

— Она тебе завидует.

— Чему это, интересно? — удивилась девушка. — У ней квартира трехкомнатная, муж зарабатывает и две дочки за богатых выскочили. Ихние мужья ларьки на рынках держат, деньги сумками носят, с какого ляду ей завистничать?

— И тем не менее, — гнула свое я, — она мне во время опроса рассказала, какой у тебя шикарный кавалер, на красной иномарке, всегда с букетом и тортом является, даже мусор выносит.

— Ну е мое, — стукнула себя руками по бедрам Ирина, — заколебали прям с парнем. Бабы во дворе, словно крокодилы, в подол вцепились, расскажи им, кто такой. Затрахалась объяснять, не мой это хахаль, ну ваще, теперь Раиса Петровна туда же! Надоели!

— Но он ходил в эту квартиру? — осторожно спросила я.

— Да, только не ко мне.

— Ты живешь тут не одна?

— Ну и глупость ляпнула, ваще! Че здесь, коммуналка?

— Так секунду назад ты сказала: «сюда приходил, но не ко мне».

— Экая ты малосообразительная, — попеняла Ирина, — у меня знакомая есть, с родителями живет и любовника имеет, поняла?

— Не очень пока.

— Где ж ей с парнем встречаться? Дома боится, вдруг отец невзначай нагрянет или мать заявится, жуткое дело выйдет. Я отдыхать ездила в Египет, меня Баклан повез, все надеялся жениться. Квартира‑то пустой осталась, вот я и пустила Наташку потрахаться. Это ее полюбовничек на красном авто разъезжает, жутко шикарный дядька.

Жаль, я ему не по вкусу пришлась.

— Где же ваша подруга живет и как ее фамилия? — спросила я.

Не успел звук моего голоса затихнуть, как я обозлилась на себя. Сейчас Ирина совершенно справедливо спросит: «А зачем вам?»

И что тогда отвечать?

Словно услыхав мои мысли, Ира открыла хорошенький ротик с пухлыми, розовыми губками и выпалила:

— А зачем вам?

Я даже не успела сообразить, что к чему, как язык сам собой ляпнул:

— Следующий опрос будет посвящен женщинам, живущим с родителями и имеющим любовников, подойду к вашей подруге с анкетой.

— Лучше на работу ступайте, — деловито посоветовала Ира, — дома она и слова вымолвить не сможет, отца побоится.

— Где трудится ваша подруга?

— Наташка‑то? Ой, не могу, со смеху помереть, да за углом, в супермаркете между полками бегает.

— Что же смешного в торговле продуктами? — удивилась я.

— От другого обхохочешься, — щебетала Ира, — мы с Клыковой в одном классе учились. Она самая умная была, сплошные пятерочки. Я после восьмого в училище ушла, на парикмахера учиться, а Натка за один год два класса осилила и в институт попала, какой‑то математический. Мне ее всегда в пример ставили: вот видишь, Ира, как Наташа учится. И чего вышло? На работу по специальности устроиться не смогла, ей во всяких НИИ такие деньги предлагали, целых триста рублей в месяц. Она, правда, год поколупалась, а потом ушла. Да и куда деваться, родители старые, пенсионеры, кушать хотят, самой одеться надо. Плюнула Натка на науку и теперь в супермаркете людям кланяется за хорошую зарплату. Ну и чего? Стоило ради подобного места институт заканчивать? Вот и вышло, что я двоечница была, зато сейчас у меня клиентов море. Адресок по эстафете передают, чаевых — лом, ни от кого не завишу, а у Наташки никакой профессии, только таблицу умножения знает.

Какой от ее умища прок?

Уйти от болтливой Ирочки оказалось не так просто.

Я пару раз порывалась встать, но хозяйка продолжала тарахтеть, словно гигантская погремушка. Слава богу, во время рассказа про очередного своего кавалера Ира замерла, потом воскликнула:

— Ну ни фига себе! Заболталась! Мне же на работу!

Боясь, что она снова начнет нести глупости, я нацепила туфли и побежала искать супермаркет, завернула за угол, увидела большое здание с огромными стеклами и, не поглядев на вывеску, влетела внутрь.

Сразу стало понятно, это не супермаркет, продуктами тут и не пахло. Повсюду висела одежда, нескончаемые ряды юбок, брюк и платьев, я машинально подошла к стойке и подвигала вешалки. Сначала под руку попались два жутких ярко‑зеленых костюма с синими пуговицами. Но за ними обнаружилось миленькое бежевое платье с клешеной юбкой, я взглянула на ценник и удивилась, сто рублей. Недоумевая, я разыскала продавщицу и спросила:

— Вещь с браком?

— Мы же дисконт‑центр, — ответила женщина.

— Извините, не понимаю.

— Система наших магазинов предлагает ассортимент по демпинговым ценам, — охотно пустилась в объяснения сотрудница, — продаем товарные остатки. Ну, допустим, разорился бутик, знаете, такой, в котором вещи простому человеку не купить. Магазин‑то погорел, но товар остался, не выбрасывать же его? Вот и привозят к нам и ставят за копейки, чтобы хоть что‑то выручить.

Еще поступает конфискованное с таможни. Есть такие дельцы, ввозят в страну, допустим, мужские костюмы от дорогого производителя, не хотят пошлину большую платить и оформляют их как детское питание. Только ничего хорошего не получается. Таможенники обман просекают, большой штраф накладывают, а шмотки конфискуют и к нам. Да вы походите, поройтесь, тут славные вещички за копейки отыскать можно. Умные люди не во всякие бутики, а сюда едут.

Я, забыв про дела, пошла бродить по залу и через полчаса, отыскав коричневое платье, зарулила в примерочную. Повертевшись перед зеркалом, я попросила другую продавщицу, женщину лет пятидесяти:

— Посмотрите, сзади не морщит?

Служащая внимательно оглядела меня.

— Сидит очень хорошо, только разрешите дать вам совет?

— Конечно.

— Зачем берете унылую вещь невразумительного цвета?

Я растерялась: давным‑давно, лет с семнадцати, ношу одежду мрачных оттенков — черную, темно‑фиолетовую, серую, неужели продавщица не понимает, в чем дело?

— Я толстая, вот и хочу казаться стройной.

Продавщица мягко улыбнулась:

— Кто вам сказал такую глупость?

— Светлое полнит, всем известно.

— Я не про цвет одежды, вы женщина нормального телосложения, а не сушеная кикимора. К тому же обладаете яркими глазами, красивыми волосами. Следует подчеркнуть достоинства, погодите минутку, сейчас принесу, тут висит один костюмчик, словно на вас сшит.

Сказав эту фразу, продавщица ушла. Я села на стоящий в примерочной стул. Через пару минут она принесла вешалку, на которой висели пиджак и слаксы цвета берлинской лазури.

— Не ношу брюки, — попыталась отбиться я, — только юбки.

— Почему?

— Ну с моим задом…

— А вы попробуйте.

— Нет, нет.

— Померяйте, — настаивала женщина, — за пробу‑то денег не берут, что случится, если просто прикинете?

Я молча принялась натягивать вещи, а и правда, отчего не померить?

Надев костюм, я повернулась к зеркалу. Следует признать, такой роскошной вещи я никогда не имела в своем гардеробе. Этти, с радостью отдававшая мне мебель, ковры, плиту, духи, никогда не предлагала одежду, да и понятно почему. Свекровь носит сорок четвертый размер, и ее юбчонки мне даже на нос не налезут. Денег же, чтобы самой пойти в хороший магазин, и меня не было никогда, и вот теперь всего за двести пятьдесят рублей предлагается вещица, полностью изменившая мою внешность.

Длинный пиджачок с красивыми перламутровыми пуговицами подчеркивал невесть откуда взявшуюся талию, потом он расширялся книзу и прикрывал полноватые бедра. Широкие, свободные брюки создавали обманчивое впечатление того, что внутри их находятся стройные ноги. Я выглядела замечательно, первый раз понравилась сама себе.

— Блеск, — чмокнула губами продавщица, — словно на вас сшито, ну‑ка, погодите.

И она снова испарилась. Я, не веря своим глазам, вертелась перед зеркалом. Там отражалась молодая женщина приятной полноты, кокетливая пышечка, но более того, уродливая толщина испарилась без следа.

— Вот, — азартно выкрикнула, прибегая назад, продавщица, — немедленно надевайте. Наверное, тридцать восьмой носите?

И она поставила передо мной туфли, простые, но очень элегантные лодочки серо‑синего цвета.

— Абсолютно точно, — пробормотала я, — как вы угадали?

Женщина засмеялась.

— Я всю жизнь с обувью работала, только последний год сюда перебралась. Меряйте, к ним и сумочка имеется в тон.

— Нет, нет, — замахала я руками, — спасибо, не надо.

— Если денег с собой нет, могу отложить, — настаивала продавщица, — да на цену посмотрите! Такая обувь и всего за двести рубликов, качество отменное, уж поверьте, знаю в товаре толк.

— Деньги‑то у меня есть, — вздохнула я.

— Так в чем дело?

— Каблук не ношу.

— Ну попробуйте.

Пришлось послушаться и признать, на каблуке я стала выглядеть еще лучше, стройней и привлекательней.

— Конфетка, — воскликнула продавщица, — прямо так и ступайте. Если возьмете костюм и туфли, на сумочку скидку сделают, вообще за копейки ее получите. Нет, как все‑таки одежда меняет внешность, каждый раз просто диву даюсь. Знаете, вам еще надо оттенить волосы, сделать их чуть рыжее, и просто шикарной станете. Вот ведь какие пустяки: одеться по‑другому, перечесаться, и готово, иной человек.

Я заплатила и вышла на улицу, дверь в супермаркет оказалась рядом со входом в дисконт‑центр. В огромном зале равномерно гудели десятки холодильников, шумели покупатели, стрекотали кассовые аппараты. Я пошла вдоль стеллажей, первой на глаза попалась краска для волос. Может, и впрямь оттенить волосы? От природы мне достались густые кудри, они красиво лежат и слушаются даже неумелого парикмахера. Вот только цвет подгулял, серый, маловразумительный, словно мех мыши зимой.

Наверное, приветливая продавщица из магазина распродаж права, рыжий оттенок мне будет к лицу. Как она только что сказала:

— Оденься по‑другому, сделай новую прическу, и готово, иной человек.

Внезапно я остановилась.

Переодеться, изменить цвет волос… Отчего фраза мне кажется важной? Что заставило меня встрепенуться?

Отчего я насторожилась?