Дарья Донцова

Глава 22

Все вышло так, как предсказывал Иван Сергеевич.

На следующий день явился Константин Олегович с планшетом и вновь принялся терзать вопросами пострадавшую. Настя отвечала, как учил Иван Сергеевич. Следователь ходил по кругу, выясняя подробности, но девушка стояла на своем. В конце концов следователь обозлился и заорал:

— Дура, он хотел тебя убить! Испортил горелку, отключил воду и преспокойненько уехал в институт, думал, вернется, а жена сгорела, избавиться решил от тебя.

— Что вы несете? — возмутилась Настя. — С ума сошли?

Константин Олегович тяжело вздохнул, вынул из портфеля фотографию и протянул Насте.

— Смотри.

Настя недоуменно взяла снимок, на нем улыбалась хорошенькая, может, только чуть полноватая девушка.

Легкие светло‑русые волосы обрамляли круглое личико с розовой нежной кожей, голубые глаза смотрели весело, открыто, так глядит человек, никогда не знавший в жизни горя, обожаемая папина дочка, очевидно, хохотушка и любительница плясок до упада.

— Кто это? — удивилась Настя. — Я ее не знаю, впрочем, могу и ошибаться, сейчас пока очень плохо вижу.

— Вера Ивановна Носова, слышала про такую?

— Нет, никогда.

— Неудивительно, — хмыкнул Константин Олегович, — у твоего муженька, Андрея Калягина, с ней бешеный роман, дело катит к свадьбе. Знаешь, кто у девушки отец?

— Нет, — ошарашенно ответила Настя.

— Иван Сергеевич Носов, правая рука такого человека, что и выговорить страшно, — ответил Константин Олегович, — и в отличие от тебя, голодранки да нищеты горькой, у Верочки есть все — трехкомнатная квартира, машина, дача, сберкнижка, а главное, любящий папа, который в лепешку расшибется, но для дочурки аленький цветочек из‑за моря достанет. Зятя своего, будь уверена, Иван Сергеевич на хлебное место пристроит. Доченька папашей вертит как хочет, жена у Носова давно умерла, он боится, что Верочка почувствует себя сиротой, вот и старается. Дочери Носова приглянулся Андрей Калягин. Я тут порасспрашивал кое‑кого, все в один голос твердят: Вера влюблена в парня, как кошка, сама ему предложение сделала, мол, женись, дорогой, не пожалеешь! Андрей согласился, они и к папе съездили. Одна беда, ты есть, вот и решили от тебя избавиться. Вместе небось продумывали, как жену на тот свет побыстрей отправить, я абсолютно уверен, что Вера ему помогала советом. И ведь ловко дело состряпали, утечка газа, взрыв, бах‑бабах, и нету Настеньки.

— Зачем им меня убивать, — прошептала Настя, — можно развестись.

— И ты могла предоставить мужу свободу? Без скандала? — усомнился следователь.

Настя кивнула.

— Для меня счастье Андрея дороже собственного.

— Я тебе еще не все сообщил, — покачал головой Константин Олегович, — насколько знаю, Иван Сергеевич собрался зятя с дочуркой на работу в посольство, за границу пристроить. На дворе апрель, в июне Андрей должен защитить диплом, только оформление документов уже сейчас пора начинать. И еще, в системе МИДа разведенных не любят, их считают ненадежными. А вот вдовец — это нормально, умерла у человека жена, он снова расписался, такое не возбраняется. Вера с Андреем помозговали и решили тебя убрать. С папой не посоветовались, сами действовать стали, но сорвалась задумка.

— Вы врете, — отрезала Настя.

— Почему твой муж сюда глаз не кажет? — усмехнулся следователь. — Чего боится?

Настя молчала, пытаясь переварить информацию.

— Знаю, что тут Иван Сергеевич побывал, — давил Константин Олегович, — доченьку свою из‑под удара выводит. Только наше с тобой дело добиться торжества социалистической законности. Поэтому подумай как следует про горелку с мойкой и скажи правду. Ну?

Следователь выжидательно посмотрел на Настю. А та внезапно вспомнила, как проснулась ночью, чтобы сходить в туалет, увидела мужа возле газовой плиты… Память услужливо подсовывала воспоминания: Андрей в последнее время являлся домой за полночь, кулем рушился в кровать, практически не уделял Насте никакого внимания, злился, орал на жену…

— Ну? — повторил Константин Олегович. — Ну? Как дело обстояло? Говори, записываю. Справедливость должна восторжествовать, даже если меня уволят из органов.

Настя всегда была умной девочкой, и в эту минуту она внезапно поняла — следователь не обманывает. Андрей в самом деле хотел от нее избавиться, значит, их счастливой жизни конец. Бесспорно, очень хочется отомстить мужу за мучения и наказать его любовницу — соучастницу преступления, только что получит она, Настя?

Полную слепоту? Иван Сергеевич отправит ее в Глазго только в одном‑единственном случае: если она выведет из‑под удара его обожаемую дочурку. И Настя приняла решение.

— Воду я перекрыла сама, — спокойно ответила она. — Горелка давно не работала. Вот про мужа вы правильно сказали, у нас с ним шло к разрыву. У меня любовник есть, и у Андрея баба имеется, просто я не знала, как ее зовут, никогда не видела женщину и не испытываю желания с ней общаться. Теперь уходите, я очень устала, больна, а от ваших посещений мне делается хуже.

Синий от злости, Константин Олегович удалился.

Настя опрокинулась на подушку. Социалистическую законность пусть соблюдает следователь, получающий за работу зарплату и паек, она же не хочет провести жизнь в темноте, существовать беспомощной инвалидкой.

Иван Сергеевич сдержал слово. Через некоторое время Настя вернулась домой после многих операций, зрячая. Лицо не удалось привести в нужный вид. Меньше всего пострадал рот и подбородок, поэтому девушка не снимала очков, больших, с темными стеклами. Иван Сергеевич помогал невинной жертве и дальше, давал деньги, потом пошептался с кем надо, и Настю, закончившую Строгановку, взяли на работу в издательство, отличное место, с великолепным окладом.

Первые два года девушка провела почти спокойно, потом вдруг вспыхнула запоздалая злоба. Настя позвонила Андрею и заявила:

— Хочешь, чтобы я и дальше держала рот на замке, плати мне пенсию.

Андрей мигом согласился и стал раз в месяц приносить мзду. Сначала он просто совал ей конверт и убегал, потом начал задерживаться, проходил на кухню, пил чай.

Один раз бухнулся на колени и завыл:

— Прости, ну прости, бога ради, бес попутал. Все она, Верка, соблазнила обеспеченной жизнью, хорошей карьерой, я не хотел, поверь, сопротивлялся, а она подзуживала, прямо в спину толкала. Господи, прости, прости!

Настя отмахнулась.

— Бог простит, только платить будешь всю жизнь, да имей в виду на всякий случай: решишь в недобрый час меня снова на тот свет отправить, мигом соответствующие органы письмо получат, я подстраховалась.

Андрей зарыдал и вновь завел:

— Прости, прости, я не хотел.

Несколько лет бывшие супруги общались сухо, сводя все контакты к простой формуле: деньги в обмен на молчание. Затем судьба Насти сделала зигзаг. Она написала картину и выставила на продажу. Полотно неожиданно снискало успех, так же влет ушло второе, третье. Настя не успела оглянуться, как внезапно стала модной и покупаемой. В разных изданиях замелькали восторженные статьи, Настюшу в них сравнивали с великими импрессионистами, твердили об оригинальной игре красок, четких композициях и поэтических образах. За год никому не известная женщина превратилась в модную художницу, пришли и деньги, они в основном текли из‑за рубежа, где охотно раскупали ее полотна. Настя разбогатела в тот миг, когда вся страна стремительно нищала.

В этот же год наметились коренные перемены и в ее отношениях с Калягиным. Настя, став обеспеченной дамой, затеяла строительство дома, она упоенно листала каталоги. Плитка, обои, мебель, электроприборы. Ей хотелось иметь все самое лучшее, а еще очень нравилось, завидев Андрея, небрежно бросить:

— Погоди чуток, сейчас вот только отдам распоряжение по поводу облицовки камина и займусь тобой.

Однажды Андрей пришел в тот самый момент, когда бывшая жена собиралась на какую‑то тусовку. В элегантном вечернем платье, обвешанная драгоценностями, изумительно пахнущая, она провела последний раз расческой по волосам и равнодушно проронила:

— Извини, времени нет тебя кофе угощать.

Внезапно Андрей, опустившись на стул в прихожей, обхватил руками голову и прорыдал:

— Если бы ты только знала, как мне тяжело, еле живу на свете.

В тот день Настя так и не попала на вечеринку. Андрей, сидя у двери, рассказывал о своих несчастьях, а она слушала, тихо удивляясь тому, что не испытывает радости.

Собственно говоря, жалеть Калягина не было никакой необходимости. Андрей мечтал о финансовом благополучии, стабильном положении в обществе, хорошей квартире, машине, даче, и он получил все, другое дело, что за обладание благами пришлось заплатить непосильную цену. Брак с Верой оказался неблагополучным, замешанным на преступлении, и держался на страхе, этот союз был обречен с самого начала. Андрей пытался несколько раз вырваться из семейных пут, но Вера цепко держала муженька за шиворот.

— Всем расскажу, как ты с Настей поступил, — пригрозила она после одного, особо бурного скандала.

— Между прочим, придумала историю ты, — вызверился муж, — а я, дурак, пошел на поводу!

Вера ухмыльнулась:

— В милиции каяться будешь, кстати, на скамье подсудимых один останешься, папа меня отмажет. Имей в виду, не хочешь неприятностей, живи со мной, по крайней мере двадцать пять лет.

— Почему так долго? — ошарашенно ляпнул Андрей.

— А пока срок давности не истечет, — хмыкнула супруга, — пойми, лучше тебе полюбить меня и смириться.

Кроме постылой жены, у Калягина еще имелся всесильный Иван Сергеевич, который после перестройки из партийного функционера вмиг превратился в преуспевающего бизнесмена. Квартира, дача, машина — все было записано на Веру, и кубышка с заначкой хранилась у нее в шкафу, Андрею было некуда деваться, и потом, он вульгарно боялся тестя.

Чтобы хоть как‑то скрасить унылую жизнь, Калягин начал заводить любовниц. Знакомился он с ними повсюду, был крайне неразборчив, мог подойти на улице к первой понравившейся девушке. Одна беда, через месяц‑другой дамы начинали вызывать у него отвращение, и Калягин под благовидным предлогом избавлялся от них.

— Наверное, я люблю только тебя, — плакал он сейчас в прихожей, глядя на Настю, — господи, что же мы наделали!

— Я‑то ничего не совершала, — спокойно парировала Настя, — твоя идея была, захотел любовь на деньги променять, успешно осуществил задуманное! Видели глазки, что покупали, теперь ешьте, хоть повылазьте.

После этого разговора их отношения превратились в Дружеские. Андрей стал приезжать просто так, заглядывал «на огонек». Настя, почувствовав, что в ее душе вновь начинает разгораться прежнее чувство к бывшему супругу, испугалась и потребовала:

— Вот что, дорогой, теперь вы с Веркой платите мне за молчание в два раза больше!

Она надеялась, что Калягин взбунтуется и исчезнет из виду, но Андрей повиновался, он не перестал приходить в гости. И один раз, ввалившись усталым, измученным, лег в гостиной на диван и пробормотал:

— Боже, как у тебя хорошо, тихо, никого нет… Слушай, давай убежим!

— И как ты себе такое представляешь? — хмыкнула Настя.

Андрей оживился:

— Да очень просто. Скоро у меня в руках окажется большая сумма денег.

— Что ты говоришь? — ехидничала Настя. — А Верка не отберет?

— Нет, — на полном серьезе ответил бывший муж, — это доллары, которые ученики платят за поступление, около трехсот тысяч в общем получается.

— Ну и что?

Андрей потянулся.

— А я их возьму и дальше не отдам.

Настя рассмеялась:

— Да тебя родители в порошок сотрут.

— Нет, я прикинусь убитым.

— Это как?

— Пока не придумал, но ведь могли же меня избить и ограбить, а? В пустынном месте? Вот один из недорослей живет возле кинотеатра «Буран», там глухо, страшно даже днем. Прикинь ситуацию — находят на берегу пруда изуродованный труп в моем костюме и с документами.

Денег нет, какие претензии? Убили Андрюшеньку, доллары пропали…

А мы в день «смерти» за границу улетим, надо только все подготовить заранее, продать твой дом, мне собраться. Сколько эти хоромы стоят? Думаю, тысяч пятьсот запросто отхватим, двинем в Испанию, купим домик на побережье…

Настя покачала головой.

— Извини, думается, нам лучше держаться врозь, если хочешь бежать, рви когти один.

— Да это я так, — опомнился Андрей, — просто мечтаю.

Настя замолчала, я сидела с раскрытым ртом, пытаясь переварить услышанное.

— И ты никому никогда не рассказывала, отчего с твоим лицом жуткая штука произошла? — сумела я спросить в конце концов хозяйку.

— Нет, конечно, — поморщилась Настя, — все вокруг уверены, что просто был несчастный случай. Газ — коварная штука.

— У меня на днях квартира сгорела, — неожиданно сообщила я, — плиту плохо подсоединили, и полыхнуло.

— Ты подумай, может, муж решил тебя убить, — мрачно пошутила Настя.

— Мой муж умер, — вздохнула я, — никому я не нужна, ни одной душе не мешаю, просто пожадничала сервисную службу позвать, обратилась к соседу, а тот шланг на соплях приделал, ничего удивительного, что рвануло, сама виновата, не думала, насколько с газом шутки опасны.

— Как ты про меня узнала? — спросила вдруг Настя.

— Девушка одна сказала, любовница Андрея, она вроде приезжала сюда.

— А‑а‑а, — протянула Настя, — Наташа. Хорошая девчонка, наивная такая, вроде меня в юности. Прирулила, встала на пороге, чуть не плачет, а потом решилась на откровенный разговор, глаза прищурила и вопрос задала:

«Вы жена Андрея? Скажите честно, я не хочу никого обманывать».

— И ты ей все рассказала?

— Нет, конечно, пожалела дурочку, со ста метров видно было, как она в Калягина влюблена прямо до одури. Вот и решила, пусть лучше глупышка сама от Андрея откажется, меньше травма будет, легче рана зарастет. Ну и приврала чуток, мол, гляди, инвалид я, потому муженек по бабам и носится.

— Зачем же мне правду выложила? — осведомилась я.

Настя вытащила сигареты, чиркнула зажигалкой, посмотрела в чашку и пробормотала:

— От кофе уже тошнит. Отчего разоткровенничалась?

Да очень просто. Тебя наняли искать убийцу? Вот и действуй, работай и скажи спасибо, что подсказала: жив Андрей, почти наверняка, сбежал от всех, от меня в том числе. Ищи Андрея. Он обязан мучиться, а не кайфовать с денежками, не может быть ему счастья, пока я изуродованной живу. Понимаешь? Теперь я опять Калягина ненавижу!

* * *

Прослушав запись на диктофоне, Гри мрачно пробормотал:

— Ну и ну, интересная история получается, мне она кажется правдоподобной, более того, теперь виден свет в конце туннеля, понимаешь?

— Нет, — пожала я плечами, — не очень. При чем тут тогда Игорь Самсонов, письма, и каким образом Вера опознала труп?

— Боже, — закатил глаза Гри, — неужели не ясно?

Головоломка складывается в секунду. Слушай, как обстояло дело!

Калягин решил удрать вместе с крупной суммой денег. Ему надо, чтобы все вокруг думали: его убили. Андрюша замыслил подстраховаться и «приготовить» киллера, для этой роли он и подобрал Самсонова. Сначала капитально обозлил того, отказался накануне вступительных экзаменов заниматься с Катей. А я‑то никак понять не мог, ну почему он бросил девчонку! Звезд с неба не хватает, но вполне ведь нормальная. Кроме того, Калягин с Людмилой практиковали еще такой финт, как сдача экзаменов подставным лицом. Помнишь, дорогая Людочка предлагала подобный вариант для твоей «дочери»?

Я кивнула.

— Я все голову ломал, — забегал в ажиотаже по кабинету Гри, — ну отчего Андрей отшвырнул девчонку. А дело‑то вон как поворачивается. Естественно, Игорь Самсонов озверел, и его можно понять! Платил репетитору бешеные бабки, потом бац, все мимо.

— Зачем он открытки посылал? — удивилась я.

— Кто посылал? — вздрогнул Гри.

— Игорь Самсонов.

— Он ничего подобного не совершал, — торжествующе выкрикнул Гри.

— Кто же тогда отправлял с почты дурацкие сообщения? — окончательно потеряла я нить рассуждений.

— Андрей Калягин! Сам себе!

— Да ты чего, — подскочила я. — Игоря служащая на почте опознала.

— Ой, не могу, — выкрикнул Гри, — ну включи соображение! У Самсонова на лице густая борода, вот девица лишь «заросли» и видела.

— У Калягина‑то бритые щеки! — напомнила я.

— Деточка, — с жалостью произнес Гри, — тупая моя, хочешь, сделаю из тебя бородатую даму, звезду балагана?

— Как?

— Элементарно, куплю в магазине фальшивые бакенбарды и приклею.

— Действительно просто, — пробормотала я.

— Дошло наконец! Поэтому человек, отправлявший письма, сделал все, чтобы его запомнили на почте: ругался без всякого повода, придирался к служащей, а под конец назвал «свои» имя и фамилию. Согласись, весьма странное поведение для типа, который рассылает анонимки. Задумав гадость, он приходит на почту возле своего дома, более того, заявляется туда регулярно, трясет окладистой бородой, громко орет в телефон: "Да, Игорь!

Самсонов слушает!" — и при этом желает сохранить «инкогнито»? Неужели этот Самсонов такой кретин? Не похоже, вроде он удачливый бизнесмен, вполне адекватный в других ситуациях. Нет, это был сам Калягин, желавший сойти за Самсонова.

— Но почему он потом к тебе обратился? — недоумевала я.

Гри скорчил гримасу:

— Во‑первых, думал, дурак‑дед никогда не докопается до истины, ухватится за подсунутую нить — и рад стараться, скажет Вере: «Вашего мужа убил Самсонов, причина ясна — решил наказать репетитора». Андрею нужно изобразить перед женой свою смерть правдоподобно.

Поэтому он не рискнул пойти в крупное агентство, явился ко мне, за идиота посчитал.

— Почему не в милицию? — бубнила я свое.

— Татьяна, — строго сказал Гри, — ты меня поражаешь полным неумением мыслить логично. Ну не мог же Калягин в правоохранительных органах рассказывать о взятках!

— Зачем он вообще пришел к нам? — тупо повторяла я одно и то же.

— Господи, — обозлился Гри, — ясно как день. Хотел продемонстрировать жене, что ему угрожают, он встревожен, озабочен поисками негодяя. В первую очередь Андрей желал усыпить бдительность супруги. И еще, думается, ему было приятно посадить Самсонова за решетку, только не знаю почему, но причина явно имелась!

— Ладно, — кивнула я, — пусть так, но как же Вера труп опознала?

Гри плюхнулся в кресло.

— Представь ситуацию: женщине только что сообщили о трагической смерти супруга. Ладно, они не слишком счастливо жили, не Ромео с Джульеттой, но ведь она его когда‑то любила, а может, и любит. Естественно, Вера взволнованна, испугана, ее вводят в морг, и что она видит? Лицо Андрея разбито, вместо рук сплошные раны.

Мне, кстати, было непонятно, почему изуродовали кисти? По голове, предположим, лупили железкой оттого, что намеревались убить, но руки? Теперь ясно, уничтожали пальцы, про отпечатки слышала?

Я кивнула.

— Хорошо хоть элементарщину знаешь, — похвалил меня Гри, — не совсем пропащий кадр. Вера посмотрела на стол прозектора, ей, скорей всего, стало дурно, взгляд зацепился за одежду, костюм, ботинки. Да еще из карманов достали документы. Естественно, она подтвердила, что это ее муж.

— Ага, — бормотнула я, — но откуда взялся труп?

Гри спокойно ответил:

— В столице полно бомжей, если один из них исчезнет, никто удивляться не станет.

— Я слышала, что вроде можно тело из могилы выкопать уже после похорон и установить личность! — решила не сдаваться я.

Гри с жалостью поглядел на меня.

— Ты совсем плохая, Калягина кремировали! Ладно, будем действовать спокойно. Завтра поезжай к Вере, мне нужна одна из последних фотографий Андрея Львовича.

— Зачем?

— Потом объясню.

Я кивнула. Раз надо, значит, надо, но потом решилась задать еще один вопрос.

— А любовницу его искать не станем? Ту самую, не слишком юную особу?

— Обязательно нужно установить ее личность, — оживился Гри, — вдруг Андрей преспокойненько у тетки живет?

— Небось за границу уехал.

— Может, да, а может, нет, — пробормотал Гри. — Слишком много пока непоняток. Во всем! Прямо устал!

С какого боку тут Дорофеев? И кто такой белый арап?

— При чем тут дело Дорофеева? — еще больше изумилась я.

— И я того же мнения, — невпопад сказал Гри, — ну при чем, а? Ладно. Начнешь с фото Калягина!

— Можно к Вере после трех съезжу? — робко попросила я.

— Это почему? — рявкнул Гри.

— Риелторша пропуск дала, завтра в десять я должна посмотреть на предполагаемую новую жилплощадь воочию и сказать, подходит она мне или нет.

— Хорошо, — хмуро согласился Гри, — но давай договоримся, в следующий раз ты планируешь всяческие мероприятия в выходной.

— И когда он у меня?

— Пока не закончим дело, отдыхать не будем, — отрезал хозяин.

Я не нашла слов от возмущения.

— Теперь звони Вере и договаривайся на завтра о встрече, — приказал Гри.

«Кто девушке платит, тот ее и танцует», — неожиданно всплыла в моей памяти фраза, которую иногда говорит Этти, собираясь на работу. Но спорить с Гри дело бесполезное, поэтому я пошла спокойно к телефону и около получаса пыталась соединиться со вдовой Калягина. Трубку никто не хотел брать, что, учитывая поздний час, казалось странным, но я не удивилась. Очевидно, Веру достали бесконечными звонками родители учеников и она просто отключила аппарат.

Утром меня разбудила Этти.

— Эй, подруга, — затараторила она в трубку, — как здоровье? Едешь смотреть квартирку?

— Собираюсь, — зевнула я, — хочешь со мной?

— С удовольствием бы, но работа не позволяет. Вот чего звоню, прихвати с собой сантиметр и тщательно промеряй окна. Занавески тебе подарю, свои, из гостиной. Надеюсь, подойдут по размеру.

— Бордовые с цветами, — ахнула я.

— Именно.

— Ты с ума сошла, такие роскошные портьеры.

— После ремонта они мне по тону не подойдут, — затарахтела Этти, — стены хочу сделать светло‑зелеными.

Я молча слушала, Этти не давала мне вставить даже восклицания в поток слов, сообщала о задуманных изменениях в интерьере своей квартиры. Я понимала, что она просто хочет сделать мне очередной подарок. Как всегда, было не очень комфортно, сама‑то я не имею возможности преподносить свекрови презенты.

Как‑то раз, получив очередную губную помаду, я решилась и сказала:

— Нехорошо получается, ты столько на меня тратишь.

— Есть деньги, пускаю на ветер, — преспокойно заявила Этти.

— Но я оказываюсь в долгу, право, мне неудобно!

— Глупее ничего не придумала? — фыркнула подруга.

— Ты такая добрая.

— Нет, — захохотала свекровь, — не правильное слово, не добрая, а расчетливая. Ну посуди сама, из родственников никого, кроме тебя, не имею, вот состарюсь, превращусь в нищую, немощную старуху, ты меня кормить станешь, в благодарность за старую мебель и дешевую косметику.

Я грустно улыбнулась. Этти невозможно представить бабкой с палкой в руке, свекровь до ста лет сохранит живость ума, элегантный внешний вид и вряд ли станет нищей. Человек, свободно владеющий иностранными языками, не останется без куска хлеба, на худой конец Этти отправится учить неразумных деток.

— Ты чего молчишь? — воскликнула она. — Поняла про сантиметр?

— Да, — подтвердила я.

— Когда собираешься идти в новый дом?

— Кофе выпью, оденусь и двину.

— Эх, жаль, мне на работу, — вздохнула подруга, — вечером созвонимся. Оглядись там как следует, все изучи, платишь немалые деньги и имеешь право капризничать.

Я пообещала быть предельно внимательной и, попрощавшись с Этти, пошла в ванную. «Платишь немалые деньги»! В этой фразе вся Этти, она не сказала: «Я плачу», нет, свекровь так построила фразу, чтобы нищая невестка не испытывала смущения.