Дарья Донцова

Глава 27

Кинотеатр «Буран» и впрямь оказался на краю света.

Приземистое серое здание из бетонных блоков словно растеклось на небольшой площади, на фасаде трепыхался плакат «Самый лучший боевик года, в главных ролях звезды Голливуда». Странное дело, но вокруг не было никаких палаток или павильончиков.

Я обошла дом с тыльной стороны, увидела небольшой, круглый, словно блюдце, пруд и закрытый ларек.

Довольно крутой берег был выложен серой плиткой, вниз вела узкая лестница с железными перилами. Лучше места для убийства не придумать, ближайшие дома стоят довольно далеко, кинотеатр повернут к водоему тыльной стороной, никаких торговых заведений тут нет, на берегу не видно скамеек, мало кому в голову придет прогуливаться в столь безлюдном месте.

Постояв пару минут и поглядев на мутную воду, я вновь обошла бетонный «кубик» и толкнулась в небольшое помещение, где располагались кассы. Из пяти окошек работало одно, за ним восседала пожилая дама с книгой в руках. Услыхав шаги, она отложила любовный роман и с надеждой поинтересовалась:

— Желаете билетик?

— Сколько стоит посмотреть фильм? — решила я поддержать разговор.

— VIP‑место сто тридцать рублей.

— Дорого как!

— У нас и за двадцатку устроиться можно, — не сдалась кассирша. — Хотите?

— Когда начало сеанса?

— Идите прямо сейчас, десять минут всего прошло, лента хорошая, — принялась соблазнять тетка потенциальную зрительницу, — и любовь, и стрельба, и погони, артисты красивые, есть постельные сцены.

— Не люблю их.

— Я тоже, — подхватила кассирша, — но многим нравится. Знаете, сколько народу пришло, когда «Лесбиянки Амазонки» показывали? Давно такого не было, почти полный зал.

— А на обычные ленты плохо ходят?

Кассирша отмахнулась.

— Загибается кинотеатр, да оно и ясно почему. У народа теперь видики, бегут в прокат и за двадцать рублей в комфорте кино глядят, у себя дома, в трусах и тапках.

Раньше влюбленные заглядывали, деться им некуда, родители целоваться не дают. Схватят молодые билетики на последние кресла и просиживают, так им все равно какое кино, лишь бы пообжиматься. В буфет сгоняют, мороженое купят, бутерброды с колбаской, лимонад, да за все удовольствие два рубля отдать надо. Старики забредали, от скуки на экран таращились. А теперь на кого рассчитывать? Молодым у нас скучно, старикам дорого. Ну кто из пенсионеров за сто тридцать рублей пойдет детектив смотреть? Устраивают, правда, для пожилых бесплатные сеансы, в девять утра, по воскресеньям. Только что‑то никто на них не рвется. Да и расположен «Буран» далеко от центра, одна надежда на жителей близлежащих домов.

Закроют нас, наверное, скоро. Знаете, раньше как интересно тут было! Встречи с писателями, актерами, оркестр в фойе играл, люди танцевали, выставки устраивали, да все прахом пошло. Правда, в центре народ валом в кино валит, а у нас — тишина.

Кассирше явно было скучно, и она воспользовалась моментом, чтобы поболтать.

— Место здесь и впрямь глухое, — поддакнула я, — наверное, после последнего сеанса страшно выходить.

И пруд такой мрачный, мне кажется, в нем недавно труп нашли.

— А вы не экстрасенс случайно? — удивилась кассирша. — Здесь и впрямь мужчина погиб.

— В самом деле! — всплеснула я руками. — Вы видели, да? Ну и ну! Прямо детектив! И что, утонул?

Тетка поправила высоко взбитую прическу.

— Подробности плохо знаю, не в мое дежурство случилось, Нина Косицына работала, она вон в том доме живет, видите серо‑розовую башню? Так она перепугалась, что сначала бюллетень взяла, а потом уволилась.

«Гори все огнем, — сказала, — не могу вечером тут одна сидеть, страх разбирает». Оно и понятно, ни охраны, ни посетителей, любой может в кассу попасть. А мужчину того, говорят, ограбили и в пруд сунули.

— Скажите, пожалуйста, какой ужас! — воскликнула я.

— В страшное время живем, — поддакнула кассирша, — так как, пойдете в зал? Ступайте, вас бесплатно пущу.

— Спасибо, — улыбнулась я, — домой тороплюсь, в выходной загляну.

Выйдя на улицу, где снова пошел дождь, я поежилась и побежала в сторону высокой серо‑розовой башни.

Надежда обнаружить во дворе словоохотливых бабулек или молодых матерей с колясками, готовых от скуки сплетничать о соседках, лопнула сразу. Непогода разогнала всех по домам, к тому же дверь подъезда оказалась заперта, правда, сбоку виднелся домофон.

Постояв пару минут возле панели с черными кнопками, я решительно набрала «33». Отчего именно эта цифра пришла мне на ум, не спрашивайте, сама не знаю!

— Кто? — квакнул динамик.

— Откройте, врач.

— Мы не вызывали.

— Как это, в путевке записано тридцать третья квартира.

Замок щелкнул, я вошла в довольно чистый подъезд и посмотрела на железную табличку, висящую у лифта, нужная квартира оказалась на шестом этаже.

Не успела я выйти из кабины, как дверь, на которой сияли две медные тройки, распахнулась, и из нее выглянула тетка лет пятидесяти.

— Нам не нужен доктор, — накинулась она на меня, — вы перепутали адрес — Вот и нет, — сурово заявила я, — где больная?

— Нет тут никого!

— Вы Нина Косицына?

— Кто?!

— Нина Косицына.

— Первый раз про такую слышу! Меня зовут Евгения Николаевна.

— А Косицына где? — старательно притворялась я.

— Понятия не имею.

— Но в поликлинике дали ваш адрес, квартира тридцать три, Косицына.

— Господи, — обозлилась Евгения Николаевна, — сколько раз повторять, ошибка вышла.

И она хотела захлопнуть дверь, но я ловко сунула ногу между косяком и створкой.

— Как вам не стыдно!

— Что такого я сделала? — изумилась Евгения Николаевна.

— В том‑то и дело, что ничего, — рявкнула я, — ладно, в регистратуре начудили, случается такое, у нас по сорок вызовов в день, ясное дело, у тех, кто на телефоне сидит, крыша едет, но вы‑то!

— Что я‑то?

— Соседка тяжело больна, ждет помощи! Неужели трудно проявить чуткость?

— Не понимаю, — оторопела Евгения Николаевна, — доктор‑то вы, а не я.

— Подумайте, кто может знать, в какой квартире проживает Нина Косицына! У вас кооператив?

Евгения Николаевна кивнула:

— Да.

— Позвоните председателю правления и уточните.

Несколько мгновений женщина, вытаращив глаза, смотрела на непрошеную гостью. Через пару секунд мне показалось, что сейчас Евгения Николаевна рявкнет:

«А пошла ты», — и захлопнет дверь.

Но тетка внезапно буркнула:

— Погодите, — и исчезла в одной из комнат.

До меня донеслось попискивание, потом голос:

— Эммануил Львович, извините за беспокойство, у нас в доме живет некая Нина Косицына? В сорок восьмой? Вы не ошибаетесь? Там же Вера Павловна! А‑а‑а, вон оно что, спасибо.

Я, привалившись к косяку, терпеливо ожидала хозяйку. Наконец та снова возникла на пороге.

— Ступайте в сорок восьмую, — велела она, — оказывается, это Нинуша, дочка Веры Павловны. А я и знать не знала, что девчонка замуж выскочила.

— Спасибо, — кивнула я.

Неожиданно Евгения Николаевна улыбнулась в ответ.

— Ерунда. Большое вам спасибо.

— За что? — изумилась я.

— Очень правильно меня отругали, — пояснила Евгения Николаевна, — мы стали бездушными и жестокими по отношению друг к другу. Двадцать лет назад я бы бросилась бегать по этажам, чтобы выяснить, кому потребовалась помощь врача, а сегодня… Поверьте, мне очень стыдно за свое поведение.

— Не ругайте себя, — приободрила я ее, — время сейчас такое, жестокое.

— В любую годину следует оставаться человеком, — сказала Евгения Николаевна и захлопнула дверь.

В сорок восьмой квартире оказалось пусто. Я нажимала на звонок минут пять, но никто не спешил к двери.

Постояв у закрытой створки, я посмотрела на часы, небось хозяева на работе, придется ждать.

С глубоким вздохом я села на подоконник. Надо было прихватить с собой журнал или книгу, но я не проявила догадливости и теперь наказана скукой. Не успел из груди вырваться вздох, как зашумел лифт, заскрипели автоматические двери, из недр кабины выскочила ярко накрашенная девица с батоном хлеба в руке и ринулась к двери с номером 48. Когда она всунула в замочную скважину ключ, я, обрадовавшись донельзя, вежливо поинтересовалась:

— Простите, вы тут живете?

Пришедшая сдула со лба слишком рыжую челку и, прищурившись, ответила:

— Нет, прусь в чужую квартиру с хлебом и ключами.

— Не подскажете, Нина скоро придет? — Я решила не обращать внимания на хамство.

— Это я, — фыркнула вертихвостка, — что вам надо?

— Меня зовут Таня.

— Ни с кем знакомиться не собираюсь, — не сдалась Нина, она наконец справилась с замком и распахнула дверь.

— Вы работали в кинотеатре «Буран»? — не сдавалась я.

— Мучилась полюда за копейки, — неожиданно охотно ответила грубиянка.

— Меня хотят взять на вашу должность.

— Семь футов тебе под килем, — засмеялась Нина, — место тихое, прямо как кладбище, здорово там, аж скулы сводит, только от меня ты чего хочешь?

— Вы забыли оставить заявление.

— Чего?!! — заморгала ярко‑зелеными веками девчонка.

— Ну, когда уходили, не написали бумажку такую, «я, Нина Косицына, прошу уволить меня по собственному желанию», поэтому до сих пор числитесь в штате, и другого человека не могут оформить!

— Во бред, — рявкнула Нина, — большего идиотизма еще не слышала! Мне трудовую отдали и расчет. Ухохотаться, бешеные бабки, сто два рубля двенадцать копеек.

В особенности копейки обрадовали!

— Сделайте одолжение, напишите бумагу, — заканючила я, — мне деньги до жути нужны, а больше нигде работу найти не могу.

Нина оглядела нежданную гостью с головы до ног и вдруг приветливо произнесла:

— Заходи, горемыка, лучше бы на рынок торговать шла.

— Сама‑то небось в кинотеатре сидела, — изобразила я обиду, входя в просторную, хорошо обставленную квартиру, — а мне предлагаешь тряпками трясти на улице, под дождем!

Нина вырвала из толстой тетради листок в клеточку и, ища ручку, мирно возразила:

— Я в кассе по недоразумению оказалась и ушла, как только представилась малейшая возможность.

— Значит, не советуешь мне на твою должность устраиваться?

Нина, нашедшая наконец дешевенькое пластмассовое стило, хмыкнула:

— Нет, конечно. Отстойное место, скукотища, целый день одна‑одинешенька в маленькой комнате без окон.

Я хотела телик из дома притащить, хоть какое развлечение но директриса разоралась: «Нельзя, нельзя, твое дело зрителей обилечивать, а не в экран пялиться». А какие там зрители? Два с половиной человека в месяц? Ты прикинь, эта дрянь, моя начальница, регулярно в кассу заглядывала и проверяла, что я делаю, не читаю ли случаем…

— Тоже нельзя? — удивилась я. — А чем заниматься?

— Народ «обилечивать», — засмеялась Нина, — здоровский глагол. Кстати, мои сменщицы вязали весь рабочий день и ничего. Галина Владимировна к ним не приматывалась, она молодых терпеть не может. К ней самой климакс подобрался, вот и ненавидит всех, кому тридцати нет. А я еще недавно замуж вышла, ей это вообще поперек горла! Сама‑то в старых девках осталась, полтинник прозвенел, и никто из мужиков на ее красоту не польстился, вот и зудит без стопора: «Нина, что за вид! Юбчонка до пупа, тушь, помада, тени! В твоем возрасте мы стеснялись употреблять косметику и демонстрировать голые ляжки». Я терпела, терпела, а один раз не выдержала и поинтересовалась: "Ну и чего вы добились?

Все парни таким, как я, достались, а вы небось с вибратором по ночам забавляетесь, в полной темноте, под одеялом и при закрытых окнах!"

— А она промолчала? — абсолютно искренне поинтересовалась я.

— Куда там, — захихикала Нина, мигом ставшая при этом воспоминании довольной и радостной, — держи карман шире! Как заверещит, словно ей хвост дверью прищемили, орала час без передышки, я уж испугалась, что мадам сейчас инфаркт хватит или паралич разобьет, она на одной ноте визжала: «Мерзавка, как посмела…»

— А ты?

Нина рассмеялась.

— Подождала, пока директриса успокоится, и мило так спросила: если вас возмутило мое предположение об использовании вибратора, то прошу прощения. Вы, наверное, его никогда не видели. Та как завопит: «Нет, конечно, что за гадость, мне и в голову не придет резиновой штукой мужчину заменять». И тут я…

Нина сделала эффектную паузу, а потом торжествующе закончила пассаж:

— Тут я тихонечко так поинтересовалась: а откуда вы тогда знаете, как этой штукой пользоваться? И почему точно упомянули слово «резиновый»? Если никогда игрушки не видели, отчего не подумали, что она деревянная? Вот это, блин, полный аут был. Она сначала побледнела, затем покраснела, посинела, прямо радуга. Билетерши в кучу сбились и трясутся, а директриса ваше с катушек съехала и давай визжать: «Увольняю, за нарушение трудовой дисциплины». А я ей: «Права не имеете!»

Цирк, одним словом, вечером я, правда, сама заявление написала. Э, погоди, — Нина отложила ручку, — вспомнила, я его ей на стол положила.

— Небось она потеряла, — вздохнула я, — сделай милость, нацарапай еще раз. А правда, что у вас в кинотеатре мужика убили?

— Нет, рядом, на пруду.

— Жуть какая, и ты видела? — стала я развивать главную тему беседы.

— Как укокошили, нет, только когда вытаскивали из воды.

— Ужас, но вроде пруд не видно из кассы…

— Я курить выходила.

— И тут же тело обнаружила?

— Нет, его зрители углядели. Последний сеанс закончился, а выпускают из кино сзади, там дверь есть. Ну и приметили мужика, он из воды‑то выполз, но скончался. Милиция потом приехала, два часа с вопросами к нам приставала.

— Небось на машине был!

— Ага, на красной, — кивнула Нина, — припарковал ее на площадке, я как раз курила. Еще удивилась, чего его сюда принесло, ну не в кино же собрался? А как он за «Буран» шмыгнул, мне сразу понятно стало.

— Что?

— Приспичило ему, в кусты побежал. Мог, конечно, у меня за двадцатку билет купить и в комфорте устроиться, но пожалел денег.

— Ну?

— Что «ну»? Я на рабочее место пошла, а часа через полтора народ заорал: «Помогите, милиция, убили!»

— Машина красивая?

— Не отказалась бы от такой, шикарная тачка.

— Куда же она потом делась?

— Не знаю, — пожала плечами Нина и подняла на меня тяжелый взгляд, — а тебе какое дело?

— Просто любопытно, человек приехал на машине, отошел на несколько минут и умер, что же с тачкой было?

— На, — протянула Нина мне исписанный листок.

— Может, ее кто отогнал?

— Кого?

— Машину.

— Любопытная ты, как я погляжу, — хмыкнула Нина, — ступай себе. Машину, наверное, потом родственники забрали. Топай отсюда, у меня дел полно, заявление тебе написала, чего еще надо?

— Ничего.

— Прощай тогда, — бесцеремонно сказала Нина и выставила меня за дверь.

Оказавшись на лестничной клетке, я тяжело вздохнула и принялась рыться в сумочке, разыскивая сигареты, но не успели пальцы наткнуться на пачку, как из‑за спины донеслось:

— Алло, это я, Нина.

Удивленная, я обернулась. Сзади было пусто, но в ту же минуту я поняла, что голос несется из‑за двери, возле которой я стою, пытаюсь «откопать» курево. Створка из прессованной древесной крошки великолепно пропускает звуки, а телефон у Нины в прихожей. Я немедленно обратилась в слух.